Все не высказать, всех не обнять,
потому-то я понял отныне, —
чтоб чужих и неблизких понять,
хоть родных надо сделать родными.
Но как будто мы любим родных!
Впрочем, любим, но странной любовью:
болен ею лишь тот, кто приник
в час прощанья хоть раз к изголовью.
Что любил? Бормотанье реки,
уходящего времени вздохи,
приближенье привычной тоски,
да касание милой руки,
да какие-то вечные строки.
Все? Едва ли. Склоняясь ко сну,
глядя пристально в небо ночное,
вспомню все, что ушло в глубину
и пускай остается в покое.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)