Грустный вечер и светлое небо, В кольце тумана блестящий шар. Темные воды — двойное небо… И был я молод — и стал я стар.
Стихотворения поэта Ходасевич Владислав Фелицианович
Я плачу вновь. Осенний вечер. И, может быть,- Печаль близка. На сердце снова белый саван Надела бледная рука. Как тяжело, как больно, горько! Опять
Он не спит, он только забывает: Вот какой несчастный человек. Даже и усталость не смыкает Этих воспаленных век. Никогда ничто ему не снится: На
О старый дом, тебя построил предок, Что годы долгие сколачивал деньгу. Ты окружен кольцом пристроек и беседок, Сенных амбаров крыши на лугу… Почтенный дед.
Душа моя — как полная луна: Холодная и ясная она. На высоте горит себе, горит — И слез моих она не осушит; И от
Мы по улицам темным Разбежимся в молчании. Мы к заборам укромным Припадем в ожидании. …»Эй, прохожий! прохожий! Видел черта рогатого, С размалеванной рожей, Матерого,
От крыши до крыши протянут канат. Легко и спокойно идет акробат. В руках его — палка, он весь — как весы, А зрители снизу
Бьется ветер в моей пелеринке… Нет, не скрыть нам, что мы влюблены: Долго, долго стоим, склонены Над мимозами в тесной корзинке. Нет, не скрыть
Ищи меня в сквозном весеннем свете. Я весь — как взмах неощутимых крыл, Я звук, я вздох, я зайчик на паркете, Я легче зайчика:
Когда б я долго жил на свете, Должно быть, на исходе дней Упали бы соблазнов сети С несчастной совести моей, Какая может быть досада,
Я не знаю худшего мучения — Как не знать мученья никогда. Только в злейших муках — обновленье, Лишь за мглой губительной — звезда. Если
Семь дней и семь ночей Москва металась В огне, в бреду. Но грубый лекарь щедро Пускал ей кровь — и, обессилев, к утру Восьмого
Косоглазый и желтолицый, С холщовым тюком на спине, Я по улицам вашей столицы День-деньской брожу в полусне. Насмехайтесь и сквернословьте, Не узнаете вы о
…Это было В одно из утр, унылых, зимних, вьюжных,- В одно из утр пятнадцатого года. Изнемогая в той истоме тусклой, Которая тогда меня томила,
Мне каждый звук терзает слух, И каждый луч глазам несносен. Прорезываться начал дух, Как зуб из-под припухших десен. Прорежется — и сбросит прочь Изношенную
Великая вокруг меня пустыня, И я — великий в той пустыне постник. Взойдет ли день — я шторы опускаю, Чтоб солнечные бесы на стенах
Душа поет, поет, поет, В душе такой расцвет, Какому, верно, в этот год И оправданья нет. В церквах — гроба, по всей стране И
Мечта моя! Из Вифлеемской дали Мне донеси дыханье тех минут, Когда еще и пастухи не знали, Какую весть им ангелы несут. Все было там
Святыня меркнущего дня, Уединенное презренье, Ты стало посещать меня, как посещало вдохновенье. Живу один, зову игрой Слова романсов, письма, встречи, Но горько вспоминать порой
Свет золотой в алтаре, В окнах — цветистые стекла. Я прихожу в этот храм на заре, Осенью сердце поблекло… Вещее сердце — поблекло… Грустно.