Помню, дед грозил крапивой,
чтоб не бегал за красивой,
мол, с лица не воду пить,
и с корявой можно жить.
Я ходил, вздымая руки,
то оврагом, то тропой,
но у нас во всей округе
девки не было рябой.
Да, рябых найти не просто,
кто поймет беду мою?
Лет, наверно, сорок оспы
в нашем не было краю.
Как же быть, куда пойти,
где щербатую найти?
Буду я всю жизнь дивиться,
ты зажгла тогда свечу,
ты сказала, тронув спицу:
— Я корявой стать хочу!
В блажь девчоночью не веря,
думал — ты чудишь опять,
я сердито хлопнул дверью
и ушел спокойно спать.
Ах, любовь, и что творишь ты,
где же грань добра и зла?
Раскаленной спицей трижды
ты лицо свое прижгла.
Мало это… или много?
Ты стояла на крыльце,
и кричали три ожога,
три рябинки на лице.
А к полудню с песней тихой
ты плела себе венок,
но наивности великой
оценить никто не мог.
Дед усы крутил спесиво,
де, пригож ты для любой,
сам и ладный, и красивый,
а вот снюхался с рябой!
У колодца, возле елок,
на крылечках, у перил,
о любви моей поселок
две недели говорил.
Бабы со смеху упали
на гречишной полосе:
— У твоей невесты, паря,
дома, видимо, не все!
Снова мне расскажут тропы,
прокурлычут журавли,
как девчонку до стыдобы
пересуды довели.
Может, смех острее жала,
языки страшней огня…
Ты от злых людей бежала,
а сбежала от меня.
Заметает след в сугробах,
ливни хлещут по плащу…
Восемь весен на дорогах
я корявую ищу!
(2 votes, average: 5,00 out of 5)