Наверно, не в веке двадцатом, а где-нибудь позже, потом, родится поэт Семисадов с рогами и синим хвостом. За нас он придумает были, такое расскажет
Стихотворения поэта Чуев Феликс Иванович
Разводится пара. Настала пора нести заявленье о том, что закончена, не получилась игра и видеть друг друга им тошно. Как молью дубленка, изъеден уют,
Глажу Русь по голове, По траве волнистой, А она, как в волшебстве, Стынью серебристой. Облачилась по утру Нарядилась к лету. Я в ладони соберу
Зачем срубили памятники Сталину? Они б напоминали о былом могуществе, добытом и оставленном серьезным, уважаемым вождем. В любое время и во время оно стоять
Знамя Победы — оно родилось из огонька самокрутки, что распалили, как первую злость, утром солдатские руки. Знамя Победы — холодный рассвет над ополченьем столицы,
Пришла пора уже, видать, Умом Россию понимать И что-то делать для того, Чтоб жить, как человеки, Не разбазаривать добро, Что выдано навеки. Не разомкнется
Птиц летящих люблю над деревьями голыми, только почки воскресли, и гнезда видны, а в душе — будто снова шагаем из школы мы по набухшей
Летописец историю пишет. Далеко еще времени суд. Летописец смирен. Есть повыше, что в сказание правку внесут. О, могучее немногословие! И потомки — от них
В лучших традициях нашей земли, как бы то ни было, братцы, пусть мы себя ублажить не смогли, побережем государство. Будут сыны, да и внуки
Мой школьный Новый год, как парус, проплывает бессонной белизной в светлеющем окне. Я знаю наперед, что чуда не бывает, и все ж во все
Народ наговорился всласть, напелся песен запрещенных, уже и власть ему — не власть, и ни поэтов, ни ученых. А дальше что? Какая честь персоной
Гале супруге посвящается… На счастье других не похожая, Торопится жизнь без затей… Спасибо тебе, что мы дожили До юности наших детей. Что их понапрасну
Армию покинул генерал. Дело было где-то и когда-то. В будущем не скажут: проиграл, скажут: обстановка виновата. Тысячи бойцов на берегу в плен попали к
Из песни можно выкинуть слова, Да что слова — и целые куплеты! Но я-то слышал их тогда, сперва, В застолье том, в предчувствии Победы.
Мне кое-кто не подает руки — не те, рукою чьею дорожу я, ценю их дружбу, крепкую, большую, — а те меня обходят за стихи.
Картины дивные в багете, шелковый занавес воздет. Сказали: в гости к нам приедет американский президент. Поспешно мебель обновили (на это время привезли) и двор
Не все поэты признаны в народе, но все среди порядка и бузы, все равные, всегда в одной колоде — шестерки, дамы, короли, тузы. И
Я уснул и попал в заповедник воров, если б кто рассказал, не поверил, там воров развелось, как в лесу комаров, даже днем запираются двери.
О русская литература! Да что же с тобой, наконец? Любая продажная шкура нашла в тебе свой бубенец. И тащится в гору савраска, в пути
Ты мне сказал, что даже у тевтонов ни слова о побоище Чудском и что они, по всем своим канонам, небось бы не забыли о
Тяжело жилось поэту где-то в средние века, ни любви, ни денег нету, а цензура высока. Инквизитор был новатор, но и нечего пенять — даже
Ты недоволен страною? Окстись! Где ты отыщешь такое раздолье: хочешь — иди инженером трудись, по коридорам кури на здоровье. Стань продавцом и швыряй на
Мокрые крыши осени, мертвые крылья утрат. Мы наконец-то бросили наш почернелый сад. Мы наконец не рядышком, нам наплевать на всех. Вьюгой не упорядочен, мечется
А. Ф. Сергееву Недорубленный лес вырастает, недобитая сволочь живет, собирается в хищные стаи и себя именует «народ». Им нисколечко вовсе не стыдно за развальную
В человеке живет колокольчик, Отзывается он изнутри, О далеком и ближнем хлопочет, И ему не нужны звонари. Зазвучит на призыв не однажды, Если помощи
К Смелякову фамильярно Лез поэтик молодой, Не кричал ему он: — Яра! — Но, однако, был хмельной. Смеляков сказал сурово: — Что ж вы,
Акварельные дали Рисовала страна. Мы за Родину пали, А она не нужна. За Победу, за правду, За Российские сны. Мы погибли — и ладно,
Памяти Героя Советского Союза вице-адмирала Г. Н. Холостякова Он в огне не сгорел, не пропал под водою и не умер от ран, как не
Надоели сказки бездарные — столько россказней и легенд, надоели сплетни базарные, облепившие монумент. Столько липких, нетрезвых слухов! Но сейчас не об этом речь, и,
Детдомовские ребята мне задают вопросы о космосе и ракетах, о летчиках и стихах. Детдомовские ребята не голодны и не босы, не то что послевоенные
Глянет на землю — как с нею быть? — луч из-под неба гневного. Хочется очень кого-то любить, только любить уж некого. Пусть и беспомощен
Ровной зеленою ряскою рядится пруд в сентябре. Где же ты, Люба Горянская, первый звонок во дворе? Солнышко розовым яликом в тучах неспешно плывет. В
Прошел снегопад. Потеплело. Расчищу дорожку с утра, и сразу за дело, за дело, за дело, ребята, пора. Я сам над работой своею — как
А. Проханову Мы проиграли первый тайм, побитые до крови. И нет нежданности и тайн — ведь мы играем с проффи. Они готовились — еще
Вернулся к маме насовсем со службы многотрудной… Кому ты нужен и зачем, калека бесприютный? Коль нету ног аж до колен… За них тебе воздали,
Еще Победа не воспета, Еще не сложено о ней Не то что лучшего куплета — Строки такой, чтоб всех сильней, — Чтоб знамя гвардии
О сколько раз шагал доверчивый Иван под ласковый оскал в предательский капкан! Служил — не кто, а сам в тяжелых сапогах земле и небесам
Хватит издеваться над Россией, гордые собратья и друзья! Словно ветер правит парусиной, поплыла от матери семья. У самой всего недоставало, в доме пусто, мир
Когда останусь я один без вас, любимых стариков, без ваших праведных седин, без точных, выверенных слов, С кем мне дружить, идти к кому, каким
Неужели мы были такими всегда, до татаро-монгольского ига, и росла вместо роз по дворам лебеда, вместо яблонь — осины да ивы? Что ругаем мы
Михаилу Алексееву Когда иду в ночи по набережной Волги и темная вода белеет под луной, я думаю о том, что люди, а не боги
Взлетел я на турник и сделал оборот. Я видел: гниль, труха, я знал — он подведет. И все же стал крутить я «солнышко» на
«Прости меня, мама, я больше не буду», — так просятся эти слова — я снова сегодня скажу их, как будто, как будто ты снова
Меня прожекторные пятна слепят, щекочут, бьют под дых. Стою над залом неприятным в чужой стране, среди чужих. Юнцы, папаши и старушки… Тут только высвети
Я лишился родителей рано и умею почуять вранье, но придумали правду, как рану, про меня и про детство мое те, что клешем мели тротуары,
Гарнизон. Тревога боевая. Бронетранспортеры, тягачи уезжают, город покидая грохотом в разбуженной ночи. И как жесть, над каждым палисадом небо раздирают корабли. Телефон свирепствует с
Если бы все, как нам правильно жить, в томе едином собрать, изложить! Чтоб уместились в книгу одну главные мысли про мир и войну, чтобы
Я иду на обгон, а дорога скользка и разбита, разминуться нельзя — обогнать или встречному в лоб. Лучше тихо плестись и доехать, как все,
Отрешиться от мыслей разных, оторваться от всех затей, в первый раз окунуться в праздник хоть бы на день, как у людей. Тяготят не то
Декабрьский полдень московский, утоптанный, звонкий мороз. Кончается год високосный, и месяц висит, как вопрос. Со мной красногубый могильщик, здоров, как таврический вол. Я выдал