На рельсах найден с отрезанной поездом головой юноша, при котором нашли записку о том, что он лишает себя жизни, чтобы обратить внимание на невыносимое
Стихотворения поэта Горбунов-Посадов Иван Иванович
Звенят бубенчики, звенят, И тройка в даль летит. Кого, как вихрь, все мчит она, Кого унесть спешит? Сквозь пыль мелькает лишь мундир Да серый
У этого одинокого, серого, некрашеного гроба С лежащей на нем солдатской фуражкой, Около которого нет ни отца, ни матери, ни брата, Ни родных… никого…
Убаюкай меня, дорогая, Убаюкай в объятьях своих, И, под нежную речь засыпая, Я забуду о муках моих, Я забуду о жгучих рыданьях, Накипевших в
(Посвящаю дорогому брату Н. И. Горбунову). I. В Христову ночь то было. Предо мной Вдоль исполинской лестницы соборной Спешившая толпа текла рекою черной. В
Бей, барабан! Под звуки твои Скоро весь мир потонет в крови! Мы, солдаты, должны одно лишь знать: Убивать, умирать! Умирать, убивать! Ноги все, как
На площади движется отряд в полном походном снаряжении. Солдаты — все юноши. Многие безусые, совсем мальчики. Впереди бьет барабан. Барабанщик, страшно бледный, худой, как
Над туманом озер, над цепями холмов, Над потемками рощ, и долин, и морей, Сквозь дрожащий эфир, сквозь сиянье лучей, За пределы разбросанных звездных миров,
Я отдохну тогда в траве густой и нежной, Прильнув к ней головой, глаза полузакрыв, Боясь смутить струей дыхания мятежной Благоуханье роз и красок перелив.
I. Ночью. Какою мукой беспредельной Душа полна!.. О, эти ночи страшные без сна, Когда в застывшей бледности смертельной Передо мной толпятся лица тех, На
Молодость милая, молодость, ясная, Годы чистейших порывов и слез, Молодость светлая, дивно прекрасная, Царство великих дерзаний и грез, Вся ты горение. Вечно тревожная, Вся
Средь тундры сибирской, в промерзлой пустыне Поселок заброшен глухой. Прикован к нему он, не могший с царизмом Ужиться свободной душой. Учителем был он, и
Дождь сегодня так злобен и вечер так мглист. За окном уж нигде не увидишь огней. Точно стон из холодного мрака полей Чуть доносится поезда
Долой кровавое знамя, Кровавое знамя войны! Братской кровью поля все полны Вспыхни, любви великое пламя, Свергни кровавые цепи войны! Долой, кровавое знамя, Кровавое знамя
Снежная вьюга метет да метет… Через сугробы тяжко ступая, Голодная мать через силу бредет, Иззябшей рукой дитя прижимая. Близок уж вечер. Темнеет в полях.
Они идут, идут толпами, И взоры их огнем горят, И молодыми голосами Как громом улицы шумят. Толстой скончался, их великий, Потрясший души их пророк,
Когда звездою путеводной Тебе чуть Истина блеснет, С душою смелой и свободной Спеши, куда Она зовет! О, знай, мой брат, нет выше доли Ее
Старое, черное, зловещее дерево Протягивает свои косматые руки. Под этим деревом она исстрадалась, Бедное дитя, от ужасной муки. Старый дуб шумит своею вершиной И
Вы долго и тяжко страдали За истину братской любви, Вас в цепи убийц заковали, Как зверя, вас в клетках гноили. Вас долго судами томили,
В воздухе русском мне вечно слышна, В ветра над русской деревней рыдании В шуме лесов все звучит мне она — Песня о вечном народном