Эта каменная глыба, как тиара, возлегла На главу в толпе шеломов, и над ней клубится мгла. Этой церкви ветхий остов (плющ зеленый на стенах)-
Стихотворения поэта Иванов Вячеслав Иванович
Чаровал я, волхвовал я, Бога Вакха зазывал я На речные быстрины, В чернолесье, в густосмолье, В изобилье, в пустодолье, На морские валуны. Колдовал я,
Рыбарей Господних Неводы, раздранные ловом… Cor Ardens, I, Повечерие. Поразвешены сети по берегу… В сердце память, как дар, берегу Об уловом разорванных неводах И
Евг. К. Герцык Так долго с пророческим медом Мешал я земную полынь, Что верю деревьям и водам В отчаяньи рдяных пустынь,- Всем зеркальным фатаморганам,
Та, что любит эти горы, Та, что видит эти волны И спасает в бурю челны Этих бедных рыбаков,- От земного праха взоры Мне омыла
Что лист упавший — дар червонный; Что взгляд окрест — багряный стих… А над парчою похоронной Так облик смерти ясно-тих. Так в золотой пыли
Di pensier in pensier, di monte in monte Mi quid Amor… Petrarca Лучами стрел Эрот меня пронзил, Влача на казнь, как связня Севастьяна; И,
Я не знаю, где он рухнет, льдами вскормленный поток. Рок ли стройно движут струны? Или лирник — темный Рок? Знаю только: эти руны я
Satis vixi vel vitae vel gloriae. C. J. Caesar Довольно жил я — в меру ли жизни, в меру ли славы. К. Ю. Цезарь
Кто познал тоску земных явлений, Тот познал явлений красоту. В буйном вихре вожделений, Жизнь хватая на лету, Слепы мы на красоту явлений. Кто познал
Божественная доброта Нам светит в доле и недоле, И тень вселенского креста На золотом простерта поле. Когда ж затмится сирый дол Голгофским сумраком —
В глухой стене проломанная дверь, И груды развороченных камней, И брошенный на них железный лом, И глубина, разверстая за ней, И белый прах, развеянный
Мы — два грозой зажженные ствола, Два пламени полуночного бора; Мы — два в ночи летящих метеора, Одной судьбы двужалая стрела! Мы — два
Подруга, тонут дни! Где ожерелье Сафирных тех, тех аметистных гор? Прекрасное немило новоселье. Гимн отзвучал: зачем увенчан хор?.. О, розы пены в пляске нежных
За мной — вершин лиловый океан; И крест, и дверь — в конце тропы нагорной, Где каменных дубов сомкнутый стан Над кручей скал листвой
Лунная мгла мне мила, Не серебро и не белые платы: Сладко глядеть в зеркала Смутной Гекаты. Видеть весь дол я могу В пепельном зареве
Душа, вчера недужная, На солнце — солнце новое — Раскрыла очи синие И видит, оробелая, Сквозь гроздие лиловое, Что в небе вьет глициния: Сверкает
Кто знает край, где свой — всех стран школяр? Где молодость стопой стремится спешной, С огнем в очах, чела мечтой безгрешной И криком уст,-
Волшебник бледный Urbi пел et Orbi*: То — лев крылатый, ангел венетийский, Пел медный гимн. А ныне флорентийской Прозрачнозвонной внемлю я теорбе. Певец победный
Кочевники Красоты — вы, художники. «Пламенники» Вам — пращуров деревья И кладбищ теснота! Вам вольные кочевья Сулила Красота. Вседневная измена, Вседневный новый стан: Безвыходного
День влажнокудрый досиял, Меж туч огонь вечерний сея. Вкруг помрачался, вкруг зиял Недвижный хаос Колизея. Глядели из стихийной тьмы Судеб безвременные очи… День бурь
Ветерок дохнет со взморья, Из загорья; Птица райская окликнет Вертоград мой вестью звонкой И душа, как стебель тонкий Под росинкой скатной, никнет… Никнет, с
Снова в небе тихий серп Колдуньи Чертит «Здравствуй»,- выкованный уже Звонкого серпа, что режет злато. На небе сребро — на ниве злато. Уняло безвременье
Чуковский, Аристарх прилежный, Вы знаете — люблю давно Я вашей злости голос нежный, Ваш ум, веселый, как вино. И полной сладким ядом прозы Приметливую
Уж я топчу верховный снег Алмазной девственной пустыни Под синью траурной святыни; Ты, в знойной мгле, где дух полыни,- Сбираешь яды горьких нег. В
Вы, чей резец, палитра, мира, Согласных Муз одна семья, Вы нас уводите из мира В соседство инобытия. И чем зеркальней отражает Кристалл искусства лик
Л. Д. Зиновьевой-Аннибал Пришелец, на башне притон я обрел С моею царицей — Сивиллой, Над городом-мороком — смурый орел С орлицей ширококрылой. Стучится, вскрутя
Вошел — и царь челом поник. Запел — и пир умолк. Исчез… «Царя позвал двойник»,- Смущенный слышен толк. Догнать певца Царь шлет гонца… В
Слово скажу без прикрас прекрасное, если правдиво Слово мое; коли нет — други, напрасно я жил! Долгий прошел, заблуждался, путь, коли лживо то слово,-
День белоогненный палил, Не молк цикады скрежет знойный, И кипарисов облак стройный Витал над мрамором могил. Я пал, сражен души недугом… Но к праху
Что порхало, что лучилось — Отзвенело, отлучилось, Отсверкавшей упало рекой… Мотыльком живое отлетело. И — как саван — укутал покой Опустелое тело. Но бессонные
Великое бессмертья хочет, А малое себе не прочит Ни долгой памяти в роду, Ни слав на Божием суду,- Иное вымолит спасенье От беспощадного конца:
Покорный день сходил из облаков усталых, И, как сомкнутые покорные уста, Была беззвучна даль, и никла немота Зеленохвостых чащ и немощь листв увялых, И
Сумеречно слепнут Луг, и лес, и нива; Облачные дива Лунной силой крепнут. Крепнут силой лунной Неба паутины, И затоны — тины Полны светорунной. Накренились
Я помню сон, Всех воронов души черней, Всех вестников верней: Посол чистилища, он в ней — Как похоронный звон. Зачем дано Мне жалом ласковым
Гость Севера! Когда твоя дорога Ведет к вратам единственного града, Где блещет храм, чья снежная громада, Эфирней гор, встает у их порога, Но Красота
Чем устремительней живу И глубже в темный дол пройденный путь нисходит, Тем притягательней очей с меня не сводит Былое… Не жил я — лишь
Ленивым золотом текло Весь день и капало светило, Как будто влаги не вместило Небес прозрачное стекло. И клочья хмурых облак, тая, Кропили пегие луга.
…На отмели зыбучей, где начертал отлив немые письмена. «Кормчие звезды» Рудой ведун отливных рун, Я — берег дюн, что Бездна лижет; В час полных
Мытарствами теней перегражденный Нил И неба синее горнило — Сон зодчего гробниц, что рано дух пленил,- Как память, сердце схоронило. Но бледным призраком из
Ты царским поездом назвал Заката огненное диво. Еще костер не отпылал И розы жалят: сердце живо. Еще в венце моем горю. Ты ж, Феба
Высот недвижные озера — Отверстые зеницы гор — Мглой неразгаданного взора Небес глубоких мерят взор. Ты скажешь: в ясные глядится С улыбкой дикою Сатир,-
За мглой Авзонии восток небес алей; Янтарный всходит дым над снеговерхой Этной; Снег рдеет и горит, и пурпур одноцветный Течет с ее главы, как
Я башню безумную зижду Высоко над мороком жизни. Где трем нам представится вновь, Что в древней светилось отчизне, Где нами прославится трижды В единственных
В поле гостьей запоздалой, Как Церера, в ризе алой, Ты сбираешь васильки; С их душою одичалой Говоришь душой усталой, Вяжешь детские венки. Вязью темно-голубою
Прочь от треножника влача, Молчать вещунью не принудишь, И, жала памяти топча, Огней под пеплом не избудешь. Спит лютый сев в глуши твоей —
Заискрится ль звезда закатной полосы — Звездой ответной в поднебесье Восток затеплится: и Божье равновесье Поют двух пламеней Весы. И не вотще горит, в
Дрожат леса дыханьем ливней И жизнью жаждущей дрожат… Но все таинственней и дивней Пестуньи мира ворожат. И влагу каждый лист впивает, И негой каждый
С престола ледяных громад, Родных высот изгнанник вольный, Спрядает светлый водопад В теснинный мрак и плен юдольный. А облако, назад — горе — Путеводимое
Дальний лай — глубокой, Теплой ночью летней… Что звучит ответней Думе одинокой? Гулкий всхлип совиный — Вспомнилось родное Кладбище ночное С церковью старинной… Чу,