Встречается мне часто на прогулке На скверике, где дети и мамаши, Морщинистый по-стариковски хрупкий, С мохнатым шарфом… отслуживший маршал. Он с малышами возится от
Стихотворения поэта Кобзев Игорь Иванович
Я одно лишь помню только – Все опять сбылось точь-в-точь Ты же – Ольга, Та же – Ольга, Перевозчикова дочь… Я опять угрюм и
Ветры веков разметали далече Рати той горестной толк – Не отыскать, где порублен был в сече Игорев доблестный полк. Сколько о славе не пели
Как хорошо всем нравиться, Чтоб были влюблены! В дни мира слыть красавицей — Не то, что в дни воины! Не довелось бедняжке ей Быть
В тот день с понурыми плечами Я долго мокнул под дождем И постигал, что от печали Мне не укрыться под плащом… Бухгалтер-память шрифтом четким
Там были шпроты в масле, Маслины и мускат, И каждый гость был мастер «Умасливать» девчат. Про все, что ценит мода, Их громкий рой жужжал,
Скупыми днями поздней осени Я вспоминаю все светлей: Как мы с тобой на горном озере Из рук кормили лебедей… Не разобрать: в воде ли,
Я в шахматы играл со Счастьем, Рассчитывая каждый ход, Я, как большой, искусный мастер, Послушных пешек вел вперед. Я горд был, что мои фигуры
Гостит под дождем танцплощадка, Как зыбкий ночной водоем. Давно бы пора распрощаться, Но им даже дождь нипочем! Фонарь перезрелым лимоном Блестит среди мокрой листвы,
Тучнеют тучи. Тускло и прохладно. Не видно ласки прежних летних дней. Так мать лицом суровеет внезапно, Устав от эгоизма сыновей. Бессонный дождь шумит, как
Меж лесами и лугами, Где земля вовек жива, Зеленеет под ногами Бархатистая трава… Без заботы вырастая, Не фасониста на вид, Эта травушка простая Гордых
Просто все: березки да осинки Головы купают в синеве, Да искрятся бусинки-росинки На холодной утренней траве. Да еще щегол, пернатый щеголь, Нотные азы зубрит
Папы знают: дети любят сласти. Потому для каждого так просто: Взять и подарить коробку счастья Человечку маленького роста. Ну, а взрослым, им ведь тоже
Может быть, я стал сентиментален… Может быть, старею… Виноват!.. Снится мне в туманной дальней дали Бабушкин гостеприимный сад. На веранде — чай из самовара.
…и с нежностью, неожиданной в жирном человеке, взял и сказал: «Хорошо!» В. Маяковский Вы вновь в Москве, Давид Бурлюк, Перебурлившнй средь скитаний, Худой, усталый,
Я слыхал о том, что в Италии, В городке, что от солнца желт, Жила девушка с тонкой талией. С волосами, как синий шелк. Жила
Что слышится в сумерках вешних? Влюбленный ли голос звучит. Иль просто цветущий орешник Сережками тихо звенит? Весенние ночи туманны, Их тайны укрыты впотьмах. Черемуховые
Шутка Ярится вешняя гроза, Гремит нал облаками. Стегает красные леса Лиловыми кнутами. Сыскав приют в густом бору, Уверены славяне: — Чай, славно парится Перун
Оттепель… Потепление… Виснет туман вдали… Вкрадчивое томление Чувствуется в крови… Снова цветет брусника, Серьги лещин гремят, Синее волчье лыко Сеет духмяный яд. Где-то по
И жизнь, как посмотришь С холодным вниманьем вокруг Такая пустая и глупая шутка! М. Лермонтов Вы тот, чей стих сердцам целебен, Чье слово душу
Владимиру Маяковскому Спокойней жили все его друзья. Благоразумней. Потому — везучей. Блистали фейерверками, дразня Его души клокочущий Везувий. И женщины, как будто на бульвар,
В весеннем городе, В весеннем шуме мая, Когда все небо – как зеленый светофор, Вы часто слышите на скверах и в трамваях Смешной и
Александру Блоку Отринув столичный салонный тон, Неведомо почему, Любил он умчать в деревенский дом, Что дед завещал ему… Высокой поэтики виртуоз, Он здесь постигал
Мне с каждым годом как-то ближе Дороже и родней навек Архип Иванович Куинджи Необычайный человек. Коли талант – любовь к чему-то, Кто, как не
Прекрасно и мудро Сентябрьское утро: Туманы духмяны и травы остры, Заря пламенеет И стрелами сеет, – Как пели славянские гусляры… Чуть слышно деревья Скрипят,
Пока пропахшие войной Орудия не бьют, Дипломаты пьют вино Порой с врагами пьют. С врагами можно говорить И за столом сидеть С врагами можно
Белые ночи… Белые ночи… Белые ночи — как белые дни. Кажется, будто бы белые ноги Моют в заливе ночные огни. Людям не спится. На
Пытанный жестокими боями, Смел ли я без друга обойтись? А вот нынче верными друзьями, Кажется, не смог обзавестись. Правда, есть, конечно, сослуживцы, Родичи, соседи
Попал под пули взвод У жаркой переправы, И раненный в живот, Упал солдат на травы. – Воды! Глоток воды! – Над ним сестра склонилась.
Где громоздит узор зубчатый Китай-городская стена, Стоит Иван Первопечатник, Изваянный из чугуна. А рядом с ним, у перекрестка, Прохожий должен замечать Окошко книжного киоска
Зачем какой-то чаровник В какой-то давний год Заворожил в недобрый миг Девичий хоровод? Зачем никто не уберег Тех белоплечих дев, Что стынут в облике
Золотые годы детства. Что вы с сердцем натворили? Вспоминаю дом тесовый, Сад – в веселых голосах. Там вишневое варенье Мои тетушки варили В блещущих
Здесь розы есть, как сладкий мед, С цветными лепестками, Есть розы хрупкие, как лед, И яркие, как пламя. Есть розы белые, как снег, Крученые,
Спасибо седой зиме За то, что, под стать богам, Хожу по родной земле – Как будто по облакам! От этих снегов в полях, От
Поскольку Константин Аксаков Был ревностный славянофил, Он вместо сюртуков да фраков Армяк и мурмолку носил. Шел давний спор о двух культурах, И каждый «западный»
Девушка с загадочным лицом, В платье, точно ландыш, белом-белом, Первая призналась мне во всем И сама велела мне «быть смелым»! Приказала верить наперед, Без
На старой скамейке бульвара Я часто любимую ждал И очень подолгу, бывало, Игру облаков наблюдал… Прикрывшись от солнца ладонью, Я видел вверху чудеса: И
В любви так много печального. Пускай же еще не раз Не тайными, а случайными Будут встречи у нас. Пусть дольше живет желание Пугаясь любви
Хоть невеста с виду — как девчонка. В платье вешней вишенки светлей. Ну а все же: собственный мальчонка Вертится на свадьбе меж гостей… Что
Мы с тобой как стрелки на курантах, На кремлевских золотых часах. А весь Кремль — в дорожках аккуратных, В радужных рублевских образах… Посидим тайком
Сто пятьдесят километров Ноги нам грунт калечил. Наземь швыряло ветром Самых широкоплечих. Гулко буравил глину, Ливень густой и хлесткий. Прочно вросли в трясину Лошади
С годами сердцем и рассудком Я сторонюсь все горячей Необязательных поступков, Неубедительных речей. Мне по душе теперь простые, Прямые чувства и слова, Дела земные,
Заводи темные Шум тополей Тихие, теплые Руки полей… Милая Родина, Я – твой росток! Малая родинка, Родничок. В стынь и в распутицу Веровал я
Что ты ждешь у моря, северянка? Что ты зря глядишь в морскую даль? Холодней полярного сиянья Плещется в глазах твоих печаль. Вспомни, вспомни хохот
Н. С. Мы и вправду с ней – чужие, Зря я мучился, любя: Все красивые такие Влюблены в самих себя. Не для нас все
Я не умею быть счастливым, Я легче трудности несу. Так часто людям некрасивым Костюм нарядный не к лицу. Мне петь бы песни в день
Бульвар и снег… Январская столица… Одетый снегом бронзовый поэт… И мне вдруг помнится его убийца, Нацеливший тяжелый пистолет… И всплыл Париж В конце былого
X. К. Яганову Почти что полтора столетья Весной он слышит, как в аул Сырой высокогорный ветер Доносит ледниковый гул… Старик садится у порога И
По веснам, да по зимушке, Да сквозь густы боры Гуляли по Россиюшке Бродяги-гусляры. Не трубадуры модные, В одежде золотой — Они певцы народные, Напев
Что-то я с горечью подмечаю: Стали со мною излишне дружны Разные праздные краснобаи, Бумагомараки и болтуны. Вспомнилась юность: как бились с врагами. Каждый шел