Что мою движет песнь? Жалкая русская спесь, Листьев и дождика смесь. Золото и серебро. Надо ль мне это добро, Чтобы вернуться в ребро? Но
Стихотворения поэта Лиснянская Инна Львовна
Лазурно-изумрудное сиянье Всегда, где сад, особенно где лес. Стволы — земной юдоли достоянье, А листья — достояние небес. И птиц федеративная держава Вьет гнезда
Что видишь ты сквозь шарфик мамин, Сквозь ярко-розовый шифон? Армянской церкви серый камень Бакинским ветром раскален, Как стены круглые тандыра, Где старики пекут лаваш.
Не на черный день, а на черную ночь Я припрятала оду, но вот куда, Не припомню, хоть душу всю раскурочь, — От торжественной песни
За тебя зеленых тыщу Отдала, дружок, И тебе готовлю пищу Из последних строк, Смысла облачное мясо, Рифма на гарнир, — Из последнего припаса Наш
На красный кулак день похож, догорая Меж облачных крыл. — Кто ж тебя так, кто ж тебя так, жизнь дорогая, В землю втоптал, золою
В этот мир, где за деньги выдал Верный раб своего Царя, Бог не вдунул меня, а выдул В виде мыльного пузыря. В этом времени,
Ты даже тени своей мне не оставил. Впрочем, сама я тенью твоей была. Что ж за безумный голубь бьется о ставень Так, что седые
— Забудь об огне и не помни огня! — Костер говорит кусту. — Забудь обо мне и не помни меня! — Я говорю костру.
Глупо смеюсь, кося С детства зрачком косящим, И не связать нельзя Прошлого с настоящим. Я на твоей груди Смехом рыдала низким: Все прощу, но
Слово крепче ореха И податливей воска, — С дальним отсветом эха, С привкусом отголоска. Во славу его орешник Растет и трудятся пчелы, Я ж,
Вольно ж с природы делать кальку. На месте смыслового слома Волна обтачивает гальку, Слюна обтачивает слово. Так жизнь идет. И незаметно Орешек времени расколешь.
Не ищу причины бедствия Средь отеческих руин. Все мы, люди, — только следствия Нам неведомых причин. И с безумьем трезвомыслящим Принимая, что дано, Тщусь
Смотрю я с горы, к тому же с четвертого этажа. Пустыня, как в море, вливается в окоем, Шатры бедуинов, что паруса на нем, Небо
Что буду я делать в жизни другой? Неужто золу ворошить кочергой, Как делала это частенько. Когда под золой дотлевала судьба, Из пепла, как феникс,
При явном попустительстве Минервы, Как будто нет и не было здесь войн, Блаженствуют мои глазные нервы: Меж гор волнистых и соленых волн Шатры, как
Я замечала: в радости ль, в печали — Все от меня ужасно уставали. И лес устал от странности моей Любить людей и избегать людей.
Много лет проживая без крыши, Я писала о кошках бездомных, Наконец я одну завела. Убежали голодные мыши, И из снов убежали безумных Неподъемные сердцу
Кто ты такая? — Слепой наблюдатель Жизни, что мимо летит. И не о ней ли старательный дятел Затарахтел и внушил тебе дактиль. Что тебе
Слыть отщепенкой в любимой стране Видно, железное сердце во мне, Видно, железное сердце мое Выдержит и не такое еще, Только все чаще его колотье
И с ног валясь, я оказалась письмостойкой, Пишу туда тебе при свете звезд, Где птицы занимаются постройкой Нездешних гнезд. А наше, деревянное с крылечком,
Бывало, на пороге катастрофы Слагала упреждающие строфы. Теперь, когда мы оказались в бездне, Слагаю ободряющие песни О том, что есть из пепла и пустот
1 Речь моя поизносилась от частот и скоростей. Ну а если без затей — Не нужна мне больше милость От вещей и от людей.
День истлел. Переселилось Слово в желтую звезду. Нет, ни с кем я не простилась У погоста на мосту. На погосте я гостила, Здесь —
1 Ой, неужели гром прочищает горло, Чтобы спросить меня, молниями сверкая: Ой, почему так много в тебе перемерло, Будто ты не человек, а страна
1. Вся жизнь твоя — остроугольник Без биссектрисы. Тебе позавчерашний школьник Принес нарциссы, — И нарциссические грезы В тебе воскресли, Ты куришь, не меняя
Побережье из разных точек видится всяко. Жаден глаз до всего, да разум мой робок. Возле к морю прижатых кафе и жилых коробок, Возле римских
1 Жизнь обобрана до нитки, До снежинки, до звезды… А на самом деле это Гордой старости попытки Обнажить свои следы. Стебли, венчики, коренья, Приворотная
А что алело на холмах, А что сияло в тех шатрах, Об этом дурочке не надо Ни знать, ни думать, ни гадать. Ее волос
Направо посмотришь — водонапорная башня, Посмотришь налево — церковка у погоста. А прямо посмотришь — там день вчерашний И с посохом человек небольшого роста.
Следует долг за любовью, Но сэкономлю слова,- Твердо идет за свекровью Руфь, молодая вдова. Сладко ль идти на чужбину, Знает лишь Бог да она,
Лес многонационален, Здесь ель теснит сосну, сосна теснит березу. Однако пейзаж идеален, И вряд ли кто прочтет подпочвенную прозу — Корней многолетние розни, Конфессий
Дышала прежде почва и судьба, Теперь подпочва дышит здесь и случай. От снежного до снежного горба Я двигаюсь к звезде своей падучей, Как бес
Великая нынче суббота, И я отгорюю всласть, А завтра воскреснет свобода — Христос и Христова власть Ушедших брать в райские кущи, Крестом осенять живых.
Мы не меряемся славой Да и плакать не хотим. Я была твоей забавой, Ты был вымыслом моим. Все прошло — и то и это.
Огромная птица неведомой мне породы Падает камнем и тут же взлетает пухом. Змиево солнце пронзило лоно природы — Расщелина кажется сверху втянутым пузом Евы,
Я упрочилась здесь, где сосново-елово-дубово, Я отшельно живу. Но и тут — на старуху проруха: Упрощение жизни ведет к усложнению слова, Усложнение слова ведет
Беспечно солнечные стружки Плывут по утренней волне. Цветут вдоль берега ракушки Когда-то жившие на дне. Какое море отступило, Какое время отошло! — Я в
1 Столпотворение — Зима по плечи. Нет освещения И вышли свечи. Но есть и хлеб в дому, И печка — рядом. А как же
В качестве гостя, туриста и пилигрима Славлю апостольские и людские труды. Трубы-цилиндры на крышах Иерусалима — Ловчие солнца для нагреванья воды В каменных стенах
Я люблю, но ты не знаешь, Я зову, но ты не слышишь, За чужой спиной витаешь, Над чужим дыханьем дышишь. Чьим внимаешь ты тревогам,
Бывает такое сиротство, Такое — на выдохе лет, Когда даже дней мимоходство — Тебе и приют и привет, И мимолетящие листья Младенческой мысли милей,
Общность сосенок, любящих сухость, Группа светолюбивых берез, — Их вражда меж собой — близорукость, И мешает подумать всерьез О преступности нашего мира С алчной
На мир я смотрю беззвучно Сквозь фиолет фиалки Прозрачнее, чем батист. Дрозды проживают кучно. В зеленой их коммуналке Весь день стоит пересвист. О чем
Мне неизвестно, с какой фараоновой эры Здесь, в соломоновых копях, камни стоят — гулливеры Розоволицые, ртами им служат пещеры. А из пещеры слышны мне
Смотрю на закат дороги, На голубей чету. Жизнь подводит итоги, Смерть подведет черту. Голуби знают выход Из потопных эпох. Спуск — это горный выдох,
Не июнь — сплошная мокрень. Фиолетовая сирень Вся промокла и простудилась. Не открыть лепестковых глаз. Это я с тобой в энный раз Встретилась и
Влажный слог, намагниченный лад — Льется дождь приворотный, Льется дождь, и загадочен сад, Словно грех первородный. Плод запретный червив, и ни с кем Дележа
На что вам знать, березы, как бытую, Каков пейзаж и каково потомство? Приближенный к глазам почти вплотную Предмет теряет видимость знакомства. Вы — свитки
Цикады звенят, и цветут цикламены. Монеты летят в картуз, — На улице за неимением сцены На флейте лабает блюз То ль бедный студент, то