Как жаль, что чиновник несведущ и толст,
и нелюбознателен адресный стол
в морском городке, и, видать по всему,
одно остается — искать самому.
В молочной на стуле качаюсь без сил.
Я легкие туфли до дыр износил —
холодный сапожник уныло молчит,
горячий сапожник невесть что кричит.
Ну сколько же можно на мокром песке
гадать об исчезнувшем старом дружке?
Война ли взяла или просто беда,
но так или иначе — нет ни следа.
И если поставить вверх дном Сары-гол,
то русский, и грек, и еврей, и хохол,
содвинув стаканы, сойдутся в одном:
здесь нет никого, кто бы слышал о нем.
Так что ж я не слушаюсь добрых людей
и в узких проулках брожу как злодей?
Мой ум согласился, что друг мой пропал,
но ум — он во многом ведь полный профан.
И я как охотничий пес на гону,
когда он считает: вся жизнь на кону!
Зачем мне, охотник, мышленье твое?
Да здравствуют ноги, а также чутье!
И шастают ноги и прямо и вкось.
В конечном итоге весь город — насквозь.
В конечном итоге — семь дней задарма.
Пора и сдаваться на милость ума.
Горячие краски вторгаются в быт.
Старухи сидят у разбитых корыт,
где всеми цветами июльской зари
на рваных кальсонах цветут пузыри.
У старой колонки пустует скамья —
здесь пахнут друг другом вода и земля.
И время прощаться, когда, как на грех,
я вдруг застываю, внезапно прозрев:
Так мне эта гонка — неделю долой —
прощальный подарок от дружбы былой?
Так весь этот город — открытка твоя,
дошедшая, может,
из небытия?..
(2 votes, average: 5,00 out of 5)