Здесь леса стоят в седом тумане И шумят, как сотни лет назад. Здесь не раз в охотничьем капкане Потухали беличьи глаза. Здесь душе твоей
Стихотворения поэта Попов Валентин Леонидович
В другой угол неба комод тяжелый Решил переставить зачем-то Бог. Вместе с женой повезли по полу Набитый бельем трехэтажный гроб. С комода тяжелая банка
Наш век — век удивительных контрастов: полеты в космос, и народ в церквах… В эпоху изотопов и пластмассы в монастыре сидит себе монах. Красивый,
Оказывается — я старею. Все глаголы имеют прошедшее время. Медленно тороплюсь. Ночь черней некролога и короче улицы Зодчего Росси. Оказывается, если хочешь догнать кого-то,
Вот я и вернулся в город юности. Серый дождик за окном гостиницы. Я достал, покуривая трубочку, записную книжку телефонную. Чтобы услыхать былых товарищей, стал
На Руси свобода — анекдот, я же не вития с медным зубом, к мятежу не призывал народ, не бунтарил, не бодался с дубом. На
Мчал поезд вдалеке сверхскоростной, машина проносилась за машиной, плыл лайнер в небесах — все ж от картины несло какой-то затхлой стариной. Но медленно, как
Сколько лет прошло… Улетаем в космос. Автограф Грибоедова стоит дороже «Мерседеса». Но — ахают: бессмертная комедия! А, по-моему, это страшно, что бессмертная, что не
В ночи загрохотал вулкан тревожно, сбежался в страхе к морю городок: оратор, дворник, пастор и безбожник, и неуч, и великий педагог — притихли все,
Вот времена: растет цена на тишину… Шум вреден, а порой почти смертелен, я говорю не про ревущую волну, небесный гром и белый вой метели.
В небесах луна — незрелой сливой, жуть Вселенной, звездная зола… Счастлив я, что не бывал счастливым, что проплыл по жизни без весла. Спал под
Как живется вам, Иван Денисович? Нам для встречи выдан был лишь день. Но года сметали суток тысячи, Вы ж не забываетесь меж тем. Вы
Пеньковую петлю намылил кат и тихому стрельцу надел на шею. Еще вдова кричит: «Не виноват!» и пятеро детей молчат за нею. Но государя жесткая
Бьют белого дубинкой, негра — плеткой, Манолис Глезос снова за решеткой, исчезли мельницы, но в тело нож вонзают… Вот отчего смеются в кинозале, когда
Пишу в дорожном спецвагоне, В тиши былое вороша. Блестят на черном небосклоне Семь точек звездного ковша. Мы завтра улетим в рассвет, Здесь — прожит
Чужая голова — потемки. Но твердо верю с давних пор, что наши умные потомки сумеют выдумать прибор, читающий чужие мысли. Я этому, конечно, рад,
Когда дневное смолкнет толокно и присмиреют преданные тени, сгорит в окне последнее окно и вновь в ночи огонь свечу разденет — ты верь: за
И мне бы лететь и увидеть: Земля превращается в глобус, и вот она стала снежком голубым, как в детстве, когда рукавички линяли… Мне не
Для того он и живет и дышит, чтобы люди становились ростом выше, чтобы кончил мир мириться с ложью. Если великан не на ходулях, если
У Времени такая уйма времени! А сколько дел? — безмерна тяжесть бремени. Но все ж оно работает неплохо, раз возникают звезды, гаснет солнце, худеют