Не знаю где, но не у нас, Достопочтенный лорд Мидас, С душой посредственной и низкой,- Чтоб не упасть дорогой склизкой, Ползком прополз в известный
Стихотворения поэта Пушкин Александр Сергеевич
Все в ней гармония, все диво, Все выше мира и страстей; Она покоится стыдливо В красе торжественной своей; Она кругом себя взирает: Ей нет
Кто на снегах возрастил Феокритовы нежные розы? В веке железном, скажи, кто золотой угадал?1 Кто славянин молодой, грек духом, а родом германец? Вот загадка
Не дай мне бог сойти с ума. Нет, легче посох в сума; Нет, легче труд и глад. Не то, чтоб разумом моим Я дорожил;
Был и я среди донцов, Гнал и я османов шайку; В память битвы и шатров Я домой привез нагайку. На походе, на войне Сохранил
Город пышный, город бедный, Дух неволи, стройный вид, Свод небес зелено-бледный, Скука, холод и гранит — Все же мне вас жаль немножко, Потому что
Колокольчики звенят, Барабанчики гремят, А люди-то, люди — Ой люшеньки-люли! А люди-то, люди На цыганочку глядят. А цыганочка то пляшет, В барабанчики то бьет,
Однажды странствуя среди долины дикой, Незапно был объят я скорбию великой И тяжким бременем подавлен и согбен, Как тот, кто на суде в убийстве
Недавно я в часы свободы Устав наездника читал И даже ясно понимал Его искусные доводы;1 Узнал я резкие черты Неподражаемого слога; Но перевертывал листы
Арист! и ты в толпе служителей Парнаса! Ты хочешь оседлать упрямого Пегаса; За лаврами спешишь опасною стезей, И с строгой критикой вступаешь смело в
Что смолкнул веселия глас? Раздайтесь, вакхальны припевы! Да здравствуют нежные девы И юные жены, любившие нас! Полнее стакан наливайте! На звонкое дно В густое
На лире скромной, благородной Земных богов я не хвалил И силе в гордости свободной Кадилом лести не кадил. Свободу лишь учася славить, Стихами жертвуя
На это скажут мне с улыбкою неверной: Смотрите, вы поэт уклонный, лицемерный, Вы нас морочите — вам слава не нужна, Смешной и суетной вам
И я слыхал, что Божий свет Единой дружбою прекрасен, Что без нее отрады нет, Что жизни б путь нам был ужасен, Когда б не
Ревет ли зверь в лесу глухом, Трубит ли рог, гремит ли гром, Поет ли дева за холмом — На всякой звук Свой отклик в
Юноша, полный красы, напряженья, усилия чуждый, Строен, легок и могуч,- тешится быстрой игрой! Вот и товарищ тебе, дискобол! Он достоин, клянуся, Дружно обнявшись с
В печальной праздности я лиру забывал, Воображение в мечтах не разгоралось, С дарами юности мой гений отлетал, И сердце медленно хладело, закрывалось. Вас вновь
Краев чужих неопытный любитель И своего всегдашний обвинитель, Я говорил: в отечестве моем Где верный ум, где гений мы найдем? Где гражданин с душою
Пора, мой друг, пора! покоя сердца просит — Летят за днями дни, и каждый час уносит Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем Предполагаем
Жил на свете рыцарь бедный, Молчаливый и простой, С виду сумрачный и бледный, Духом смелый и прямой. Он имел одно виденье, Непостижное уму, И
Как с древа сорвался предатель ученик, Диявол прилетел, к лицу его приник, Дхнул жизнь в него, взвился с своей добычей смрадной И бросил труп
Minister vetuli, puer.* Пьяной горечью Фалерна Чашу мне наполни, мальчик! Так Постумия велела, Председательница оргий. Вы же, воды, прочь теките И струей, вину враждебной,
Когда твои младые лета Позорит шумная молва, И ты по приговору света На честь утратила права; Один, среди толпы холодной, Твои страданья я делю
Последняя туча рассеянной бури! Одна ты несешься по ясной лазури, Одна ты наводишь унылую тень, Одна ты печалишь ликующий день. Ты небо недавно кругом
Тебя ль я видел, милый друг? Или неверное то было сновиденье, Мечтанье смутное, и пламенный недуг Обманом волновал мое воображенье? В минуты мрачные болезни
Кавказ подо мною. Один в вышине Стою над снегами у края стремнины; Орел, с отдаленной поднявшись вершины, Парит неподвижно со мной наравне. Отселе я
С тобой мне вновь считаться довелось, Певец любви то резвый, то унылый; Играешь ты на лире очень мило, Играешь ты довольно плохо в штос.
Я здесь, Инезилья, Я здесь под окном. Объята Севилья И мраком и сном. Исполнен отвагой, Окутан плащом, С гитарой и шпагой Я здесь под
ОТРЫВОК ИЗ САТИРИЧЕСКОЙ ПОЭМЫ Начнем ab ovo*: Мой Езерский Происходил от тех вождей, Чей в древни веки парус дерзкий Поработил брега морей. Одульф, его
Пока не требует поэта К священной жертве Аполлон, В заботах суетного света Он малодушно погружен; Молчит его святая лира; Душа вкушает хладный сон, И
Так старый хрыч, цыган Илья, Глядит на удаль плясовую Да чешет голову седую, Под лад плечами шевеля.
Если ехать вам случится От **** на *, Там, где Л. струится Меж отлогих берегов.- От большой дороги справа, Между полем и холмом, Вам
Я возмужал среди печальных бурь, И дней моих поток, так долго мутный, Теперь утих дремотою минутной И отразил небесную лазурь. Надолго ли?.. а кажется
Чугун кагульский, ты священ Для русского, для друга славы — Ты средь торжественных знамен Упал горящий и кровавый, Героев севера губя . . .
Французских рифмачей суровый судия, О классик Депрео, к тебе взываю я: Хотя постигнутый неумолимым роком В своем отечестве престал ты быть пророком, Хоть дерзких
Для берегов отчизны дальной Ты покидала край чужой; В час незабвенный, в час печальный Я долго плакал пред тобой. Мои хладеющие руки Тебя старались
Кристалл, поэтом обновленный Укрась мой мирный уголок, Залог поэзии священной И дружбы сладостный залог. В тебе таится жар целебный Едва уста красноречивы Тебя коснулися,
Любезный Вяземский, поэт и камергер… (Василья Львовича узнал ли ты манер? Так некогда письмо он начал к камергеру, Украшенну ключом за верность и за
В безмолвии садов, весной, во мгле ночей, Поет над розою восточный соловей. Но роза милая не чувствует, не внемлет, И под влюбленный гимн колеблется
Цветок засохший, безуханный, Забытый в книге вижу я; И вот уже мечтою странной Душа наполнилась моя: Где цвел? когда? какой весною? И долго ль
Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера, Боком одним с образцом схож и его перевод.
Недавно темною порою, Когда пустынная луна Текла туманною стезею, Я видел — дева у окна Одна задумчиво сидела, Дышала в тайном страхе грудь, Она
В тревоге пестрой и бесплодной Большого света и двора Я сохранила взгляд холодный, Простое сердце, ум свободный И правды пламень благородный И как дитя
Восстань, о Греция, восстань. Недаром напрягала силы, Недаром потрясала брань Олимп и Пинд, и Фермопилы. Под сенью ветхой их вершин Свобода юная возникла, На
Среди зеленых волн, лобзающих Тавриду, На утренней заре я видел нереиду. Сокрытый меж дерев, едва я смел дохнуть: Над ясной влагою полубогиня грудь Младую,
О сколько нам открытий чудных Готовит просвещенья дух И опыт, сын ошибок трудных, И гений, парадоксов друг, И случай, бог изобретатель.
Я знаю край: там на брега Уединенно море плещет; Безоблачно там солнце блещет На опаленные луга; Дубрав не видно — степь нагая Над морем
C’est l’age de Cherubin…* Пятнадцать лет мне скоро минет; Дождусь ли радостного дня? Как он вперед меня подвинет! Но и теперь никто не кинет
Pourquoi craindrais-j’e de ie dire? C’est Margot qui fixe mon go? t. Так и мне узнать случилось, Что за птица Купидон; Сердце страстное
Всем красны боярские конюшни: Чистотой, прислугой и конями; Всем довольны добрые кони: Кормом, стойлами и надзором. Сбруя блещет на стойках дубовых, В стойлах лоснятся