Вот, бродяжье мое полугодье Завершается в снежной мгле. Не вмещает память угодий, Мной исхоженных на земле. Дни, когда так чутко встречала Кожа почву и
Стихотворения поэта Андреев Даниил Леонидович
Садом Судеб Высоких значится Этот слой в словаре миров, И, о нем помышляя, плачутся От бессилья созвучья строф. Даймон милый! Ведь нет сравнения, Нету
Не блещут кремлевские звезды. Не плещет толпа у трибуны. Будь зорок! В столице безлунной Как в проруби зимней, черно… Лишь дальний обугленный воздух Прожекторы
Не может явленным Быть в этом мире, Но лишь представленным Все шире, шире, Желанно-чаемым Тепло такое В неомрачаемом Ничем покое. От века мучая, Язвя,
Есть в гулких ветрах ледохода, Чей рог я в ночах сторожу, Угроза, разгул и свобода, И властный призыв к мятежу. С кромешных окраин вселенной
Безлюдный закат настиг меня тут, Чья ж ласка вокруг? Чей зов? Над морями туманов тихо плывут Одни верхушки стогов. В студеном яру родники звенят…
Ее славят предания, Утверждают прозрения, Возвещают пророки страны; В те нездешние здания По мирам просветления Проникают порой наши сны. Там, как жертвенник в облаке
Вина — во мне. Я предал сам Твоим подземным чудесам Дар первородства, Сам зачеркнул — когда-то мне Назначенные в вышине Века господства. Беспечный мальчик,
Если город — дарохранительница, Чей же дар в нем таится, чей? Почему не могу отстранить лица Я от темных его лучей? И зачем вихревая
Ослепительным ветром мая Пробужденный, зашумел стан: Мы сходили от Гималая На волнующийся Индостан. С этих дней началось новое, — Жизнь, тебя ли познал я
Мой город, мрачный, как власяница, Лежал на скудном краю пустыни, И ни одно дерево, ни одна птица Не осеняли его твердыни. И когда на
В узел сатаны нити городов свиты, Кармою страны скован но рукам дух… Где Ты в этот час, ближний из Сынов Света, Бодрствующий в нас
Сквозь жизнь ты шел в наглазниках. Пора бы Хоть раз послать их к черту, наконец! Вон, на снегу, приземистою жабой Спит крематорий, — серый,
И отошел Он от юной Навны С мукой, с надеждой, с ярой мечтой, — Страстный, божественный, своенравный, Все еще веруя цели той. — Сына!
Духовной похотью томим, Червем клубящимся терзаем, Брел по урочищам нагим Я в поисках за нижним краем. Никто не знал, что груз греха Нести привык
Чудо?.. Сон?.. Трансформа плоти?.. Хлад зеленый небосклона Звонко ширится навстречу, А внизу — черным-черно… К куполам твоим — в полете Над вращающимся лоном Городов
Пред лицом колоннад Росси И Растреллиевых дворцов, Кто из нас небеса спросит О загробной судьбе творцов? Как рожденный слепым калека, Презирающий всех, кто зряч,
Хвойным покровом стройного бора Жизнь, еле теплющуюся во мгле, Промысел кроет от войн и разора — Бурь, разгулявшихся по земле. Мрак запредельный. Посвист метельный,
Никогда, никогда на земле нас судьба не сводила: Я играл в города и смеялся на школьном дворе, А над ним уж цвела, белый крест
Осень! Свобода!.. Сухого жнивья кругозор, Осень… Лесов обнажившийся остов… Тешатся ветры крапивою мокрых погостов И опаздывают сроки зорь. Мерзлой зарей из-под низкого лба деревень
Ах, как весело разуться в день весенний! Здравствуй, милая, прохладная земля, Перелески просветленные без тени И лужайки без травы и щавеля. Колко-серые, как руки
Я люблю — не о спящей царевне Сказку, выдуманную вдали: Я люблю — в босоногой деревне Белобрысых ребят в пыли; Жеребят на тоненьких ножках,
Над Нерусой ходят грозы, В Чухраях грохочет гром, — Бор, стога, ракиты, лозы — Все украсив серебром. Весь в широких, вольных взмахах, По траве,
Спасибо за игры вам, резвые рыбы, У тихих днепровских круч! Тебе, отец наш Солнце, спасибо За каждый горячий луч; Тебе, моя землюшка, теплая матерь,
Левушка! Спрячь боевые медали, К черту дела многоважные брось: Только сегодня апрельские дали По лесу тонкому светят насквозь. Ясени, тополи, дикие груши, Семьи березок
Мой край душистыми долинами, Цветет меж дедовского бора Сосновых толп живые хоры Поют прокимн, поют хвалу, И множествами журавлиными Лесные шелестят болота — Заклятью
…Ты с башни лиловой сходила В плаще векового преданья, А в улицах, в ночи свиданья, Как оттепель, стлалась у ног, Сулила, звала и грозила
Еще не взошли времена, Спираль не замкнулась уклончивая, Когда захмелеет страна, Посланницу Мрака увенчивая. Еще не заискрился век, Когда многолюдными капищами Пройдет она в
Еще не брезжило. В лесу шуршала осень, Когда, все зачеркнув, я вышел на крыльцо И капли темные с качающихся сосен Мне ночь бездомная плеснула
Где не мчался ни один наездник, На лугах младенческой земли, Белые и синие созвездья, Млея и качаясь, расцвели. И теплом дыша над бороздою, Ветер
Если б судьба даровала — при драгоценных и близких, В памяти ясной, к заре в летнюю ночь отойти, Зная: народом возводится столп небывалого храма
Пламенея над городом белым Через стекла морозного льда, Ее лампа вдали голубела Над судьбою моей, как звезда. В убеленном метелью просторе Дремлет дальняя цепь
Темнеют пурпурные ложи: Плафоны с парящими музами Возносятся выше и строже На волнах мерцающей музыки. И, думам столетий ответствуя, Звучит отдаленно и глухо Мистерия
Мчатся гимны, звенят метрами, Порошит вихревой снег… Взвит метелями, смят ветрами Мой короткий, мой злой век. Засмотрюсь в зеркала черные, В блеск кромешный твоих
Вот блаженство — ранью заревою Выходить в дорогу босиком! Тонкое покалыванье хвои Увлажненным сменится песком; Часом позже — сушью или влагой Будут спорить глина
Все упованье, все утешенье В русских пожарах, распрях, хуле — Знать, что над нами творят поколенья Храм Солнца Мира в Вышнем Кремле. Строят творцы,
Ни Альтаира. Ни Зодиака. Над головой — муть… Нежен, как пух, среди света и мрака Наш снеговой путь. Шустрый морозец. В теле — отрада,
На заре защебетали ли По лужайкам росным птицы? Засмеявшись ли, причалили К солнцу алых туч стада?.. Есть улыбка в этом зодчестве, В этой пестрой
Бенарес! Негаснущая радуга Нашим хмурым, горестным векам! Преклоняю с гордостью и радостью Чашу сердца к этим родникам. Шумным полднем, в тихом пенье месяца, Мча
В дни, когда светозарно и мирно Он сошел к нам с небесного фирна, О грядущем — и горько и скорбно — Предрекла Ему вещая
Подновлен румяным гримом, Желтый, чинный, аккуратный, Восемнадцать лет хранимый Под стеклянным колпаком, Восемнадцать лет дремавший Под гранитом зиккурата, — В ночь глухую мимо башен
В час утра, тихий и хрустальный У стен Московского Кремля… 1 Ранняя юность. Пятнадцать лет. Лето московское; тишь… прохлада. В душу струится старинный свет
Моею лодочкою Река довольна. Плыви лебедочкою Быстра, привольна! Пусть весла брошенные Тобой не правят; Лужайки скошенные Ночлег доставят; Уж не завидывая Ничьей свободе, На
Дух мой выкорчеван. Все мало. Мысль отравлена. Кровь — в огне. Будто Ад огневое жало В ткань душевную вонзил мне. Только смертная крепнет злоба.
I В тот вечер багровость заката Я встретил, как пурпур конца. С эстрады, беснуясь, стаккато Бряцало, как звон бубенца; В оранжевой призме токая Ломался
Не ради звонкой красоты, Как, может быть, подумал ты, Не блеска ради Ввожу я новые слова, Так странно зримые сперва Вот здесь, в тетради.
Туман в ложбинах течет, как пена, Но ток нагретый я в поле пью: На жниве колкой — охапка сена, Ночлег беспечный в родном краю.
Есть праздник у русской природы: Опустится шар огневой, И будто прохладные воды Сомкнутся над жаркой землей. Светило прощально и мирно Алеет сквозь них и
Не о комбайнах, не о гидростанциях, Не об оковах буйных стихий, Но об игре их, о дружбе, о танце их, О просветленье эти стихи.
Преисполнено света и звона, Устремилось в простор бытия, Отделяясь от Отчего лона, Мое Богом творимое Я. Я увидел спирали златые И фонтаны поющих комет,