Цветной горох под суд хозяина попал За то, что, возгордясь, всех братьев презирал; И вот как приговор был справедлив и точен: «Цвет мил на
Стихотворения поэта Дмитриев Иван Иванович
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Друзья! сестрицы! я в Париже! Я начал жить, а не дышать! Садитесь вы друг к другу ближе Мой маленький журнал читать: Я
Не понимаю я, откуда мысль пришла Клеону приписать Фуфоновой «Цирцею»?, Цирцея хитростью своею Героев полк в зверей оборотить могла, А эта — мужа лишь,
«Я разорился от воров!» — «Жалею о твоем я горе». — «Украли пук моих стихов!» — «Жалею я об воре».
Темира! виноват; ты точно отгадала. Прости! все лгал перед тобой: Любовь моя к другой, А не к тебе пылала; Другою день от дня, Час
По чести, от тебя не можно глаз отвесть; Но что к тебе влечет?.. загадка непонятна! Ты не красавица, я вижу… а приятна! Ты б
«Почто ты Мазона, мой друг, не прочитаешь?» — «Какая польза в том?» -«Ты сам себя узнаешь», — «А ты его читал?» — «Два раза».
Лети, корабль, в свой путь с Виргилием моим, Да сохранят тебя светила благотворны: И Поллукс, и Кастор, и тот, кому покорны Все ветры на
На урну преклонясь вечернею порою, Амур невидимо здесь часто слезы льет И мыслит, отягчен тоскою: «Кто Душеньку мою так мило воспоет?»
Старик, лет в семьдесят, рыл яму и кряхтел. Добро бы строить, нет! садить еще хотел! А трое молодцов, зевая на работу, Смеялися над ним.
Любовь любовию пленилась И с Душенькой совокупилась, А эта Душенька от душечки родилась, И сердце наконец Без сердца для сердец Их связно связь изобразило.
Если душно тебе, если нет у тебя В этом мире борьбы и наживы Никого, кто бы мог отозваться, любя, На сомненья твои и порывы;
Друг! Как ты вошел сюда не в брачной одежде? Св. Евангелие Томясь и страдая во мраке ненастья, Горячее, чуткое сердце твое Стремится к блаженству
Юпитер Коршуну сказал: «Твоя чреда, Орел в опале: будь его преемник власти». И вдруг раздор, грабеж, все взволновались страсти! Ошибка в выборе — беда.
Морские чудища взвозилися толпами; Волненье, шум! Матрос по вервиям бежит; Готовьтесь, молодцы! товарищам кричит. Взбежал и размахнул проворными руками, В невидимой сети повиснул, как
Как этот год у нас журналами богат! И «Вестник от карел» и «Просвещенья сват», «Аврора» и «Курьер московский», — не Европы, И грузный «Корифей»
Кто в блесках молнии нисходит? Колеблет гласом гор сердца? И взором в трепет все приводит? Падите пред лицом Творца! Се меч в Его десной
«Что за диковинка? лет двадцать уж прошло, Как мы, напрягши ум, наморщивши чело, Со всеусердием все оды пишем, пишем, А ни себе, ни им
Мартышка, с нежностью дитя свое любя, Без отдыха его ласкала, тормошила; И что же? Наконец в объятьях задушила. — Мать слабая! Поэт! остереги себя.
Пускай кто многими землями обладает, В день копит золото, а в ночь недосыпает, Страшася и во сне военныя трубы, — Тибулл унизился б, желав