Чиж свил себе гнездо и, сидя в нем, поет: «Ах! скоро ль солнышко взойдет И с домиком меня застанет? Ах! скоро ли оно проглянет?
Стихотворения поэта Дмитриев Иван Иванович
Орел стремил полет свой к Фебову престолу, А Филин говорил: «От солнца мука нам». Так доблесть ясный взор возводит к небесам, Злодейство опущает долу.
Какое зрелище для нежныя души! О Грез! дай кисть свою иль сам ты напиши! В румяный майский день, при солнечном восходе, Тогда, как все
Медведя Лев спросил: «Через твою берлогу Позволь мне проложить военную дорогу». — «Нельзя!» — сказал Медведь; и в шубу нос уткнул Что ж сделал
Что пред соперницей Эраты наше пенье! Она лишь голосом находит путь к сердцам, Я лиру положу Куракиной к ногам И буду сам внимать в
Бард безымянный! тебя ль не узнаю? Орлий издавна знаком мне полет. Я не в отчизне, в Москве обитаю, В жилище сует. Тщетно поэту искать
О, тяжкой жизни договор! О дщерь полубогов! нет и тебе свободы! Едва родилась ты, что твой встречает взор? Свивальники, сироп и оды!
Сердися Лафонтен иль нет, А я с ним не могу расстаться. Что делать? Виноват, свое на ум нейдет, Так за чужое приниматься. Слыхали ль
Поэт Оргон, хваля жену не в меру, В стихах своих ее с Венерою сравнял. Без умысла жене он сделал мадригал И эпиграмму на Венеру!
Есть рыбы, говорят, которые летают! Не бойтесь: я хочу не Плиния читать, А только вам сказать, Что и у рыб бывают Такие ж мудрецы
Возьмите, боги, жизнь, котору вы мне дали! Довольно с юных лет я втайне воздыхал, Но вечно горести, все новые печали… Конец терпению!.. Я мучиться
Как ни велик и силен Слон, Однако же и он Пойман мудростью людскою: Превосходительный тяжелою стопою Ступил по хворосту — и провалился в ров.
Поверю ль я тебе, Кощей, Что польза от всего на свете происходит? Какую, например, кто пользу в том находит, Что разоряешь ты людей?
Видел славный я дворец Нашей матушки царицы; Видел я ее венец И златые колесницы. «Все прекрасно!» — я сказал И в шалаш мой путь
Нечаянный мне дар целую с нежным чувством! Лестнее сердцу он лаврового венца. Кто ж та, которая руки своей искусством Почтила… в старости счастливого певца?
Таланты все в родстве; источник их один, Для них повсюду мир; нет ни войны, ни грани, — От Вислы до Невы чрез гордый Апеннин
Влеком унынием сердечным, Пойду я с лирой в те места, Где сном дарит природа вечным, Где спит и скорбь, и суета. Там добродетельной Эльвиры
Всех цветочков боле Розу я любил; Ею только в поле Взор мой веселил. С каждым днем милее Мне она была; С каждым днем алее,
Возможно ль, как легко по виду ошибиться! Когда б знаком я не был с ним, То, право, бы готов божиться, Что это вощаной на
Бедняк, живой пример в злосчастии смиренья, Согбенный старостью, притом лишенный зренья, С котомкой чрез плечо и посохом в руке, Бродил по улицам в каком-то
Иван! запри ты дверь, защелкни, заложи, И, кто бы ни стучал, отказывай! Скажи, Что болен я; скажи, что умираю, Уверь, что умер я! Как
«Скот глупый взял перед! и по какому праву? — Шумела Выжлица. — Иль я не удала, Иль обгоню его на славу». — Не много
В Амуре на холсте все жизнию дышало; Невинность перед ним горит, потупя взор. Артист встревожился: «Что значит сей укор?. Что надобно еще Амуру?» —
«И ты несчастлив!.. дай же руку! Начнем друг другу помогать. Ты скажешь: есть кому мне вздох мой передать; А я скажу: мою он знает
Пускай тщеславный предается Морским изменчивым волнам, На полных парусах несется К некому счастью иль бедам. Бекетов! малым кто доволен, Тому век бедным не бывать!
«Кто хочет, тот несчастья трусь! — Философ говорил. — Ко отвращенью бедства Я знаю верны средства: Я в добродетель облекусь». — «Ну, подлинно! —
«Что легче перышка?» — «Вода», — я отвечаю. «А легче и воды?» — «Ну, воздух». — «Добрый знак А легче и его?» — «Кокетка».
Честон был поражен кинжалом, но слегка. Дан промах, так и быть! Злодей вскричал: «Отселе По крайней мере знак останется на теле». — Черта клеветника.
Вотще мы, гордостью безумною надменны, Мечтаем таинства провидеть сокровенны И в ясных небесах планету зреть свою! С парфянами ли мы, с британцами ль в
Природа вновь цветет, и роза негой дышит! Где юный наш певец? Увы, под сей доской! А старость дряхлая дрожащею рукой Ему надгробье пишет!
«Кого вам надобно?» — «Я дом ищу Разврата». — «Которого, сударь? их в городе два брата». — «Богатого». — «Как тот, так и другой
Заведен в лесок тоскою На свободе погрустить, Вспомянуть прелестну Хлою И слезу из глаз пролить, — Я твою услышал лиру, Милый наш Анакреон! Ты
«Поэт и горд еще! — сказал спесивый Клим. — А чем богат? Ума палата!» — «Купи бессмертие себе ценою злата, — Ответствовал Поэт, —
Дай собой налюбоваться, Мила крошечка моя! С завистью, могу признаться, На тебя взираю я. Ты спокойно почиваешь И ниже во кратком сне Грусти, горести
Прелестна Грация, служащая Венере, Или, по крайней мере, Субреточка подобной ей, Прими в знак дружбы ты моей В подарок веер сей, Могущий быть тебе
Природу одолеть превыше наших сил: Смиримся же пред ней, не умствуя нимало. «Зачем ты льнешь?» — Магнит Железу говорил. «Зачем влечешь меня?» — Железо
«Ну, видел спуск я трех шаров!» — «Что ж было?» — «Вздулись и упали Все в сторону — и проскакали Куракин, Зубов и Орлов».
Что может более порадовать певца, Как в лестный дар принять от сына Почтенный лик его бессмертного отца! Мне не дозволила судьбина Быть подвигов его
Старик Кого мне бог послал среди уединенья?. Пастушка Я, дедушка, со стороны; Иду до ближнего селенья На праздник красныя весны. Старик Чего же ищешь
«Ты книги все грызешь: дивлюсь твоей охоте! Умнее ль будешь ты? Пустая то мечта», — Сказала Крысе Мышь, жилица в темном гроте. Ответ был:
Цветной горох под суд хозяина попал За то, что, возгордясь, всех братьев презирал; И вот как приговор был справедлив и точен: «Цвет мил на
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Друзья! сестрицы! я в Париже! Я начал жить, а не дышать! Садитесь вы друг к другу ближе Мой маленький журнал читать: Я
Не понимаю я, откуда мысль пришла Клеону приписать Фуфоновой «Цирцею»?, Цирцея хитростью своею Героев полк в зверей оборотить могла, А эта — мужа лишь,
«Я разорился от воров!» — «Жалею о твоем я горе». — «Украли пук моих стихов!» — «Жалею я об воре».
Темира! виноват; ты точно отгадала. Прости! все лгал перед тобой: Любовь моя к другой, А не к тебе пылала; Другою день от дня, Час
По чести, от тебя не можно глаз отвесть; Но что к тебе влечет?.. загадка непонятна! Ты не красавица, я вижу… а приятна! Ты б
«Почто ты Мазона, мой друг, не прочитаешь?» — «Какая польза в том?» -«Ты сам себя узнаешь», — «А ты его читал?» — «Два раза».
Лети, корабль, в свой путь с Виргилием моим, Да сохранят тебя светила благотворны: И Поллукс, и Кастор, и тот, кому покорны Все ветры на
На урну преклонясь вечернею порою, Амур невидимо здесь часто слезы льет И мыслит, отягчен тоскою: «Кто Душеньку мою так мило воспоет?»
Старик, лет в семьдесят, рыл яму и кряхтел. Добро бы строить, нет! садить еще хотел! А трое молодцов, зевая на работу, Смеялися над ним.