Я не архангел Гавриил, Но, воспоен пермесским током, От Аполлона быть пророком Сыздетства право получил. Итак, внимай, новорожденна, К чему ты здесь определенна: Ты
Стихотворения поэта Дмитриев Иван Иванович
Ах! когда б я прежде знала, Что любовь родит беды, Веселясь бы не встречала Полуночныя звезды! Не лила б от всех украдкой Золотого я
Прочь, затеи стихотворства! Я уж вас не призову, Ныне вижу без притворства Двух амуров наяву. Больше милы, чем прекрасны, Точно их любезна мать, И,
Разбитая параличом И одержимая на старости подагрой И хирагрой, Всем телом дряхлая, но бодрая умом И в логике своей из первых мастерица, Лисица Уединилася
«Умолк Соловушка! Конечно, бедный, болен Или подружкой недоволен, А может, и несчастлив в ней! Мне жалок он!» — сказал печально Воробей. «Он жалок? —
Я счастлив был во дни невинности беспечной, Когда мне бог любви и в мысль не приходил; О возраст детских лет! почто ты был не
Нет, Хлоя! не могу я страсти победить! Но можно ли тебя узнать и не любить? Ах! ты даешь мне ум, воспламеняешь к славе, Рассеиваешь
Гремит!.. благоговей, сын персти! Се ветхий деньми с небеси Из кроткой, благотворной длани Перуны сеет по земли! Всесильный! с трепетом младенца Целую я священный
По ветру, без весла, Челнок помчался в море, Ударился в скалу и раздробил свой бок. На жизненной реке и нам такое ж горе: Без
Где буйны, гордые Титаны, Смутившие Астреи дни? Стремглав низвержены, попраны В прах, в прах! Рекла… и где они? Вопи, союзница лукава, Отныне ставшая рабой:
За много лет назад, из тихой сени рая, В венке душистых роз, с улыбкой молодой, Она сошла в наш мир, прелестная, нагая И гордая
Волк, полуночный тать, Схватил козленочка. «Не смей его терзать, — Воскликнул Лев, — пусти!» И Волк ему послушен. Подлец всегда свиреп; герой великодушен.
Нежный ученик Орфея! Сколь меня ты одолжил! Ты, смычком его владея, Голубка мне возвратил. Бедный сизый Голубочек Долго всеми был забвен; Лишь друзей моих
«Прочь ты, подлейший гад, навоза порожденье!» Лев гордый Комару сказал. «Потише! — отвечал Комар ему, — я мал, Но сам не меньше горд, и
Мой друг, судьба определила, Чтоб я терзался всякий час; Душа моя во мне уныла, И жар к поэзии погас. Узрю ль весну я? неизвестно,
«Прочь, дале! близ тебя лежать я не хочу», — Хлеб Свечке говорил; а та ему: «Напрасно; Чем хуже я тебя? Подумай беспристрастно: Ты кормишь
Сыны Османовы вопили: «Мщенье, мщенье! Наполним ужасом и кровью все места!» А вы что им в отпор, о воины Христа? — «Прощенье».
Амур, Гимен со Смертью строгой Когда-то шли одной дорогой Из света по своим домам И вздумалося молодцам Втащить старуху в разговоры. «Признайся, — говорят,
Не знаю, отчего зазнавшийся Осел Храбрился, что вражду с Кабаном он завел, С которым и нельзя иметь ему приязни «Что мне Кабан! — Осел
Кабан да Бобр, и Горностай Стакнулись к выгодам искать себе дороги. По долгом странствии, в пути отбивши ноги, Приходят наконец в обетованный край, Привольный