Стихотворения поэта Лиснянская Инна Львовна

Среди игольчатой чащобы, Как гро’бы, горбятся сугробы, И крупнопорист март. И в этой в подмосковной хмари На иглах, словно на гитаре, Играет ветер-бард. О

И дрозды ублажают горло, Будто скрипочку канифоль. И давно весна перетерла С медом солнца морскую соль. Жизнь идет ни горько, ни сладко. Ну а

Поверхность дает мне больше, чем надо. Глубина не дает ничего, Кроме домыслов о черноте подклада Земного, чье вещество Кормит корни плодоносящего сада, И кроме

Голову я не могу оторвать от подушки. Нет никакого внутри и снаружи тепла. В памяти накипь. А в батареях воздушки. Не по карману уже

Ну что же, я готовлюсь к вылету. Но перед встречею с зимою Из снов все лишнее повымету, И явь от накипи отмою. В компьютерной

Держит воздух на крыльях птица, Ветка вербы держит лучи, Держит землю Божья десница, Человека держат ключи, — Держат гаечный и скрипичный, Родниковый и потайной.

На песню обменяв свечу И все, чем я была богата, Умру и не осирочу Ни внука, ни сестры, ни брата. И только вспышливая дочь,

Сколько вольной и нищенской силы В августовском надгробном саду. Навещаю чужие могилы, До своих все никак не дойду. Все никак не найду я развилки,

Овечка, еще я не знаю, не знаю, Что будешь ты заклана! От устья в исток бытия, дорогая, Дремотой я загнана. Пространство мало, и узка

В этом лесу не нашли бы волхвы ночлега. Но, не забывшие с горней средою родства, Кружатся бабочки, кружатся бабочки снега — Нежные вестницы русского

Пастбище роз на тесных аллейках. Камень и зелень витых дорог. Зерна граната в желтых ячейках, В горной ячейке — монастырек. В трапезной — глиняное

Да, такое времечко, Да, такие птички! Что ж, пора, евреечка, Складывать вещички. А в какую сторону Кривая поведет,- Знать не надо ворону, Он пепла

Вечно снится мне море, но давеча Снилась ива-гадалка — И прислышалась песня русалочья И прабабкина прялка. Не на диво мне горюшко Лизино И недолюшка

Дела идут ни шатко и ни валко, Но если к правде подступить с ножом, — В своем дому живу как приживалка, Так что же

Без понятий о быте И сама налегке Муза в модном прикиде И с колечком в пупке. Да, привыкла, как солнце, Но меняя декор, Навещать

Така мгла, Что тень светла На фоне тьмы. И я жила и не могла Просить взаймы Ни хлеба-соли, ни рубля, И ни тепла. Но

Сорок дней я твоя вдова, Сорок дней как я трепещу И единственные слова Для единственного ищу. Поминальную я пою И сбиваюсь с ритма, как

Я кричала прошедшему дню: Я тебя догоню, догоню! Настоящему дню я твержу: Я тебя удержу, удержу! А грядущему дню я кричу: Я тебя не

Ах, до чего же этот день красив Устами роз, глазами синих слив И желтыми веснушками акаций. Но если вдуматься, сия земля — архив Заложенных

Какая сирень расцветает, Какая эпоха грядет! Но скорбный мой рот западает И скоро ко тьме припадет. У жизни просила немного И мало у смерти

И я молюсь и грежу, проникая В библейские места, Целую, ртом запавшим приникая, Оазиса уста. Не то чтобы я страстию палима Иль жаждою глотка,

Обнаженные мысли живут без прикрас. Поговорка врет человеку, Дескать, дважды нельзя… Но в тысячный раз Я вхожу в ту же самую реку. Те же

О чем ни пишешь — все одно: Компьютер, августа окно, на пне — единственный опенок. И, одинокой, мне — секрет, Как в одиночестве на

Что толку с рукою простертой стоять пред судьбой? Что плакать в рукавчик потертый реки голубой? Всю жизнь прожитую всяк мертвый уносит с собой. И

Мир, до чего ж красив ты! В мареве миндаля Каменные манускрипты, Лаковые поля. Жду, что, продлив оливу, Эдак часам к пяти Тень удлинит перспективу

До самой ночи все светильники В моем жилище зажжены. Теперь уже не собутыльники, А собеседники нужны, Нужны советчики и спорщики. Леплю пельмени я, да

Каких ты ждешь Вестей или подарков? Прошел и дождь, По-старчески прошаркав… И жизнь прошла Вполголоса, вполслуха… Метраж угла, Да времени краюха…

У жизни и смерти один архив — Меж прошлым и будущим перерыв. У жизни и смерти один маршрут: Под пение разных планид Одновременно по

Нервом глазным, как багром, Цепляю дырявые сети Света. Сейчас ни о чем Не плачу на этом свете. Лебедь красуется и Карп серебрит плавниками Бедные

Я поеду гостить туда, откуда твой вышел народ, Я поеду гостить туда, где тебе еще целый год Будут петь поминальный кадиш. И душа твоя

Меж пальцев проем треугольный в трехперстье, Прожженные дырки шмотья, В иголке ушко и в колечке отверстье, И полый тростник в заболоченном месте Наполнены пеньем,

Нет одиночества, есть одинокий дом. Нет пустоты, поскольку она — объем Дома, в котором ты перестала считать Время, посматривая на часы, Дома, в котором

Заносчиво фуфло, А правда диковата. Забывчиво число, Но памятлива дата, — И здесь, где ничего Крутым снегам не мило, Сегодня Рождество О нас не

Далеко, далеко, в прежней жизни, Выбегала легко — только свистни — Я в упругий приморский песок. Ну а в этой я жизни — улитка.

Настолько раскидиста осень, что мы С листвою и птицами вместе парим Поверх разуменья толпы и молвы, Где всякий огонь превращается в дым. Вкруг листьев

Нет не земля, уходит небо из под ног, — В земле я буду. Торчит меж туч луны единорог И целится в китайскую посуду, В

Когда поется, трудно замолчать, Когда молчится, нелегко запеть. Такая на устах с утра печать, Что никаким раствором не стереть. Не просыпайся, боже упаси! С

Август. Знойная сырость. Август. Яблочный Спас. И почему-то сирость Мимо глядящих глаз. Кто ты, глядящий мимо, Прячущийся в закат? Преображенье мнимо, Ежели — без

Я тихая — с чего бы мне шуметь? И глупая — с чего бы поумнеть? Дарю тебе безгрешные стихи, А это не прощенные грехи.

Экран компьютерный — окно Все буквами засижено, — Все близкое удалено, А дальнее приближено. Здесь, путаясь во временах, Пространству деться некуда, — Тебя охватывает

Три недели душу саднило Неотплаченное зло. Дождь прошел, и попрохладнело, Отпустило, отлегло. И опять с утра до вечера Я кричу своей любви: Я тебя

Ничего не смыло С памяти больной. Не ходи, мой милый, Не ходи за мной. Нам опасны встречи, Мы с одной бедой, Мой с ума

В горне города Святого Мысли все обожжены, — Преднамеренное слово Хуже белены. Не ищу себе я ниши И на музыку слова, И хожу как

Над портом, провонявшим рыбьим бунтом, Встает луна из моря медным бубном. Над рыбою, в песке не погребенной, Бьет в медный бубен ветер забубенный, —

Из чужого пейзажа с трудом Выхожу, будто в детстве, из сказки, — Все желает быть взято пером, Все желает мгновенной огласки — Даже гор

Возьми меня, Господи, вместо него, А его на земле оставь! Я — легкомысленное существо, И Ты меня в ад отправь. Пускай он еще поживет

Утихни, дождичек, пробравшийся сквозь сон, Где дом знакомый мне, а в нем аукцион, — Считалка-стуколка, Трехкратный молоток. Пространство-куколка, А время-мотылек. Умолкни, дождичек, прокравшийся сквозь

У тайны нет загадочной повадки, Она проста, как мой житейский сон, Где яблони стоят в своем порядке И муравьи свой строят Вавилон. Сокрыт ромашкой

Почтовый ящик, как скворцов обитель, Он из досок и к дереву прибит. Но ни один эпистолы любитель Писать мне не спешит. Февраль. И до

Черная птичка с похожим на веник хвостом Вводит прощально меня в стихотворчество птичье. Мир оголен, а с последним слетевшим листом Кажется сад мне раздетым