Стихотворения поэта Парнок София Яковлевна

На каштанах пышных ты венчальные Свечи ставишь вновь, весна. Душу строю, как в былые дни, Песни петь бы, да звучат одни Колыбельные и погребальные,-

«Забыла тальму я барежевую. Как жаль!» — сестре писала ты. Я в тонком почерке выслеживаю Души неведомой черты. Ты не умела быть доверчивою: Закрыты

Отшумит тот шум и отгрохочет грохот, которым бредишь ты во сне и наяву, и бредовые выкрики заглохнут,- и ты почувствуешь, что я тебя зову.

Разве не было небо Легче и голубей? На подоконнике хлебом Кормили мы голубей, И что-то по книжкам учили, И сердце пускалось вскачь, Когда «Санта-Лючию»

Тебе — сюда, а мне — отсюда. Но на пороге, уходя, Земное маленькое чудо, Хочу приветствовать тебя. Прими же этот дар любовный. Пусть чувства

Высокая волна тебя несет. Как будто и не спишь — а снится… И все — хрустальное, и хрупкое… И все Слегка струится. О как

С детства помню: груши есть такие — Сморщенные, мелкие, тугие. И такая терпкость скрыта в них, Что, едва укусишь, — сводит челюсть: Так вот

Что мне усмешка на этих жестоких устах! Все, чем живу я, во что безраздумно я верую, Взвесил, оценщик, скажи, на каких ты весах? Душу

Люблю тебя в твоем просторе я И в каждой вязкой колее. Пусть у Европы есть история, — Но у России: житие. В то время,

Ни до кого никому никогда Не было, нет и не будет дела. Мчатся под небом оледенелым — Куда? Люди знают куда! — Огнедышащие поезда.

Я — червонная дама. Другие, все три, Против меня заключают тайный союз. Над девяткой, любовною картой, — смотри: Книзу лежит острием пиковый туз, Занесенный

Я ль не молилась, — отчего ж Такая тьма меня постигла, И сердце, как пугливый еж, Навстречу всем топорщит иглы? Не мучь меня, не

Там родина моя, где восходил мой дух, Как в том солончаке лоза; где откипела Кровь трудная моя, и окрылился слух, И немощи своей возрадовалось

О тебе, о себе, о России И о тех тоска моя, Кто кровью своей оросили Тишайшие эти поля. Да, мой друг! В бредовые, в

Послушай, друг мой, послушай: Флейта… И как легка! Это ветер дует мне в душу, Как в скважины тростника. Хотя бы в мгновенья эти Не

И вправду, угадать хитро, Кто твой читатель в мире целом: Ведь пущенное в даль ядро Не знает своего прицела. Ну что же, — в

Ты уютом меня не приваживай, Не заманивай в душный плен, Не замуровывай заживо Меж четырех стен. Нет палаты такой, на какую Променял бы бездомность

Ведь я пою о той весне, Которой в яви — нет, Но, как лунатик, ты во сне Идешь на тихий свет. И музыка скупая

Тень от ветряка Над виноградником кружит. Тайная тоска Над сердцем ворожит. Снова темный круг Сомкнулся надо мной, О, мой нежный друг, Неумолимый мой! В

К нам долетит ли бранный огонь? Крылаты лихие дела! — Ржет конь, Яростный конь, Грозный конь, Грызет удила. Тучей закрыли призрачный луч, С поморья

Не спрашивай, чем занемог И отчего поэт рассеян: Он просто, с головы до ног, Насквозь, тобой оведенеен!

Папироса за папиросой. Заседаем, решаем, судим. Целый вечер, рыжеволосая, Вся в дыму я мерещусь людям. А другая блуждает в пустыне… Свет несказанно-синий! Каждым листочком,

Снова знак к отплытию нам дан! Дикой полночью из пристани мы выбыли. Снова сердце — сумасшедший капитан — Правит парус к неотвратной гибели. Вихри

Смотрит радостно и зорко Твой расширенный зрачок, И в руке твоей просфорка — Молодой боровичок. Знаю, — никакой просвирне Просфоры такой не спечь… Сосны

Памяти А. К. Герцык Играй, Адель, Не знай печали. Пушкин И голос окликнул тебя среди ночи, и кто-то, как в детстве, качнул колыбель. Закрылись

Как встарь, смешение наречий, — Библейский возвратился век, И поднял взгляд нечеловечий На человека человек. Гонимы роковою ложью, Друг в друге разъяряют злость, И,

Паук заткал мой темный складень, И всех молитв мертвы слова, И обезумевшая за день В подушку никнет голова. Вот так она придет за мной,

О, как мне этот страшный вживень выжить, Чтоб не вживался в душу, в мысли, в кровь? Из сердца вытравить, слезами выжечь Мою болезнь, ползучий

Мне кажется, нам было бы с тобой Так нежно, так остро, так нестерпимо. Не оттого ль в строптивости тупой, Не откликаясь, ты проходишь мимо?

«Любила», «люблю», «буду любить». А глаза-то у гостьи волчьи. Так дятел дерево глухо долбит День и ночь, день и ночь неумолчно, Так падает капля,

Я издали слежу — прости мне отдаленье: Так дальнозоркой старости видней — Я издали слежу за буйным поколеньем И за тоской неопытной твоей. Ты

Голубыми туманами с гор на озера плывут вечера. Ни о завтра не думаю я, ни о завтра и ни о вчера. Дни — как

Даль стала дымно-сиреневой. Облако в небе — как шлем. Веслами воду не вспенивай: Воли не надо,- зачем! Там, у покинутых пристаней, Клочья не наших

Она беззаботна еще, она молода, Еще не прорезались зубы у Страсти,- Не водка, не спирт, но уже не вода, А пенистое, озорное, певучее Асти.

Он пальцы свел, как бы сгребая Все звуки, — и оркестр затих. Взмахнул, и полночь голубая Спустилась вновь на нас двоих. И снова близость

Безветрием удвоен жар, И душен цвет и запах всякий. Под синим пузырем шальвар Бредут лимонные чувяки. На солнце хны рыжеет кровь, Как ржавчина, в

А под навесом лошадь фыркает И сено вкусно так жует… И, как слепец за поводыркой, Вновь за душою плоть идет. Не на свиданье с

О, этих вод обезмолвленных За вековыми запрудами Тяжесть непреодолимая! Господи! Так же мне! Трудно мне С сердцем моим переполненным, С Музой несловоохотливой.

А где-то прохладные реки И нет ни проклятых, ни милых, И небо над всеми одно. И каждое слово навеки, И дивнопевучее в жилах Небесное

Ночь. И снег валится. Спит Москва… А я… Ох, как мне не спится, Любовь моя! Ох, как ночью душно Запевает кровь… Слушай, слушай, слушай!

Цвет вдохновения! Розы Пиерии! Сафо, сестра моя! Духов роднит Через столетия — единоверие. Пусть собирали мы в разные дни Наши кошницы, — те же

Жизнь моя! Ломоть мой пресный, Бесчудесный подвиг мой! Вот я — с телом бестелесным, С Музою глухонемой… Стоило ли столько зерен Огненных перемолоть, Чтобы

Слезы лила — да не выплакать, Криком кричала — не выкричать. Бродит в пустыне комнат, Каждой кровинкой помнит. «Господи, Господи, Господи, Господи, сколько нас

День твой бурный идет на убыль. Время жатвы. А игры — юным. Укроти же докучную удаль Легких рук по наигранным струнам. Жгучий луч, что

Как дудочка крысолова, Как ртуть голубая луны, Колдует тихое слово, Скликая тайные сны. Вполголоса, еле слышно, Окликаю душу твою, Чтобы встала она и вышла

Дремлет старая сосна И шумит со сна. Я, к шершавому стволу Прислонясь, стою. — Сосенка-ровесница, Передай мне силу! Я не девять месяцев, — Сорок

Бог весть, из чего вы сотканы, Вам этот век под стать. Воители!.. А все-таки, А все-таки будут отроки, Как встарь, при луне мечтать. И

Что ж, опять бунтовать? Едва ли,- барабанщик бьет отбой. Отчудили, откочевали, отстранствовали мы с тобой. Нога не стремится в стремя. Даль пустынна. Ночь темна.

И вот — по мановенью мага Воздушный мой распался сад, И нет тебя, иссякла влага, И снова в жилах треск цикад. Прохлада милая! Сибилла!

Первая лира, поэт, создана первоприхотью бога: Из колыбели — на луг, и к черепахе — прыжок; Панцирь прозрачный ее шаловливый срывает младенец, Гибкие ветви