Я издали слежу — прости мне отдаленье: Так дальнозоркой старости видней — Я издали слежу за буйным поколеньем И за тоской неопытной твоей. Ты
Стихотворения поэта Парнок София Яковлевна
Голубыми туманами с гор на озера плывут вечера. Ни о завтра не думаю я, ни о завтра и ни о вчера. Дни — как
Даль стала дымно-сиреневой. Облако в небе — как шлем. Веслами воду не вспенивай: Воли не надо,- зачем! Там, у покинутых пристаней, Клочья не наших
Она беззаботна еще, она молода, Еще не прорезались зубы у Страсти,- Не водка, не спирт, но уже не вода, А пенистое, озорное, певучее Асти.
Он пальцы свел, как бы сгребая Все звуки, — и оркестр затих. Взмахнул, и полночь голубая Спустилась вновь на нас двоих. И снова близость
Безветрием удвоен жар, И душен цвет и запах всякий. Под синим пузырем шальвар Бредут лимонные чувяки. На солнце хны рыжеет кровь, Как ржавчина, в
А под навесом лошадь фыркает И сено вкусно так жует… И, как слепец за поводыркой, Вновь за душою плоть идет. Не на свиданье с
О, этих вод обезмолвленных За вековыми запрудами Тяжесть непреодолимая! Господи! Так же мне! Трудно мне С сердцем моим переполненным, С Музой несловоохотливой.
А где-то прохладные реки И нет ни проклятых, ни милых, И небо над всеми одно. И каждое слово навеки, И дивнопевучее в жилах Небесное
Ночь. И снег валится. Спит Москва… А я… Ох, как мне не спится, Любовь моя! Ох, как ночью душно Запевает кровь… Слушай, слушай, слушай!
Цвет вдохновения! Розы Пиерии! Сафо, сестра моя! Духов роднит Через столетия — единоверие. Пусть собирали мы в разные дни Наши кошницы, — те же
Жизнь моя! Ломоть мой пресный, Бесчудесный подвиг мой! Вот я — с телом бестелесным, С Музою глухонемой… Стоило ли столько зерен Огненных перемолоть, Чтобы
Слезы лила — да не выплакать, Криком кричала — не выкричать. Бродит в пустыне комнат, Каждой кровинкой помнит. «Господи, Господи, Господи, Господи, сколько нас
День твой бурный идет на убыль. Время жатвы. А игры — юным. Укроти же докучную удаль Легких рук по наигранным струнам. Жгучий луч, что
Как дудочка крысолова, Как ртуть голубая луны, Колдует тихое слово, Скликая тайные сны. Вполголоса, еле слышно, Окликаю душу твою, Чтобы встала она и вышла
Дремлет старая сосна И шумит со сна. Я, к шершавому стволу Прислонясь, стою. — Сосенка-ровесница, Передай мне силу! Я не девять месяцев, — Сорок
Бог весть, из чего вы сотканы, Вам этот век под стать. Воители!.. А все-таки, А все-таки будут отроки, Как встарь, при луне мечтать. И
Что ж, опять бунтовать? Едва ли,- барабанщик бьет отбой. Отчудили, откочевали, отстранствовали мы с тобой. Нога не стремится в стремя. Даль пустынна. Ночь темна.
И вот — по мановенью мага Воздушный мой распался сад, И нет тебя, иссякла влага, И снова в жилах треск цикад. Прохлада милая! Сибилла!
Первая лира, поэт, создана первоприхотью бога: Из колыбели — на луг, и к черепахе — прыжок; Панцирь прозрачный ее шаловливый срывает младенец, Гибкие ветви