Летний сад сквозит, как воздух, емкий, понабрался статуй и людей. На пруду с зеленою каемкой подают здесь свежих лебедей. Без лица, но чем-то длинноглаза,
Стихотворения поэта Петров Сергей Владимирович
Я у себя сижу бочком да с краю, тасую карты и на них гадаю. А толку что? Когда последний год наступит мне на горло
Жизнь моя облыжная, махов по сто на сто, перебежка лыжная по коростам наста. Но ты – в глазу проталинка, в беге – передышка, талая
Не болит и не хворается и живется беспредметно, понемножку умирается, безобидно, незаметно. Потихоньку, понемножечку, без иронии жеманной подцепляешь с блюдца ложечку несоленой каши манной.
Дай в новом году сгадать про невзгоду! Гляди, я кладу всю правду в колоду. Глядеться в окно душе не мешаю. Смотри, как смешно я
Как рабыня старого Востока, ластясь, покоряя и коря, муку и усладу сотворя, двигалась ты кротко и жестоко, вся в глазах усталого царя. Опустилась наземь
Нынче день какой-то полоротый, мой, чужой и все-таки ничей. Вижу я на Мойке повороты разогретых каменных плечей, чаек над водой лениво-скользкой и колонны княжеских
Вкруг пагоды висит осенняя погода на черных сучьях и на тусклых клочьях туч. У колеса времен совсем не стало хода, и бронзовый баран –
Кто тебя, игрушку, уволок из немого каменного рая? Не Господь ли, в шахматы играя, взял тебя за смирный куполок и приподнял, чтобы сделать ход,
С червивой ложью, с истиной костлявой, с кровавой кривдой, с правдой моровой шаталась ты по улицам шалавой и шлялась за бесстыжей доброй славой, не
Хожу я ужинать в столовую, куда валят под вечер лавою: откупорив белоголовую, я в рюмке, точно в море, плаваю. Сиди да знай себе поикивай,
Жизнь – костлявая катастрофа. Лодкой плавает в глине гроб. Словно вспученная Голгофа, чуть не лопнул от муки лоб. И лазурь в замогильном воске –
Про осень да про лето, про года времена зачем читать у Фета, зачем у Кузмина? На осень я не стану нацеливать перо, глядеть по
Ей-Богу, вид убогий за окном, и около коробки иль колоды идет с портфелем ежедневный гном, пустосердечный и густобородый, весьма разумный выкидыш природы. И вот,
Благоволение? Желание добра? Когда любой из глаз – зловонная дыра? Бездонная! Ну нет, на дне одной из впадин я вижу, Вечный Жид до жизни
Опять сижу в добре я по пояс, на благодушье разбазарясь, и только пузырями лопаюсь, на славную погоду зарясь. А если бы набраться злости, спустить
Под шапками каштанов старых на грядках лавочек, чисты – пенсионеры на бульварах, как бледноглазые цветы. Из полинялых незабудок, как бы открыв тихонько дверь, смиренно
Я усумняюсь. Стало быть, мое сумненье есть. Огромное, как Бог, оно во мне забилось, а стадо истин дымом заклубилось и мельтешит. Домой. И не
Я под боком живу у новогодья, не то задумчиво, не то навеселе, и все солено-горькие угодья — как скатерть-самобранка на столе — разостланы. И
Мозг выполз, как в извивах воск, епископ посох уронил. Небось ты бог? Небось ты Босх? Небось святой Иероним? И ухо, полное греха, горит как