Стихотворения поэта Андреев Даниил Леонидович

«Не мнишь ли ты, что эгоизм и страх…»

Не мнишь ли ты, что эгоизм и страх Пустынников в трущобу уводили? Кто б ни был прав, но в ангельских мирах Дивятся лучшие их

Чаша

Не может кровью не истечь Любое сердце, если множествам На грозном стыке эр порожистом Рок нации диктует лечь. И разум мечется в бреду, Предвидя

Тесен дом мой у обрыва

Тесен дом мой у обрыва, Темен и тих… Вдалеке Вон, полуночная рыба Шурхнула в черной реке. В этом лесничестве старом Робким огнем не помочь.

Гипер-пэон

О триумфах, иллюминациях, гекатомбах, Об овациях всенародному палачу, О погибших и погибающих в катакомбах Нержавеющий и незыблемый стих ищу. Не подскажут мне закатившиеся эпохи

Мы возвращались с диких нагорий

Мы возвращались с диких нагорий, И путь лежал вдоль самой воды; Безгрозным бризом дышало море, Лаская и сглаживая наши следы. А бриз был праздничным,

Соловьиная ночь

Случается ночь, оторачивающая Как рамою, трель соловья Всем небом, землею укачивающею, Всем чутким сном бытия. Зеленый, почти малахитовый, Чуть светится бледный свод, И врезаны

Художественному театру

Порой мне казалось, что свят и нетленен Лирической чайкой украшенный зал, Где Образотворец для трех поколений Вершину согласных искусств указал. Летящие смены безжалостных сроков

Пропулк

В коловращении неостанавливающихся машин, В подспудном тлении всечеловеческого пожара, Я чую отзвуки тупо ворочающихся пучин В недорасплавившейся утробе земного шара. Им параллельные, но материальнейшие

В жгучий год, когда сбирает родина

В жгучий год, когда сбирает родина Плод кровавый с поля битв, когда Шагом бранным входят дети Одина В наши дрогнувшие города; В дни, когда

Титурэль

1 — Кто ты, мальчик? куда?.. Твои волосы Нежней королевского золота, Тебе пажом надо стать… Отчего ты один? Где мать? — Титурэль мое имя.

Могила М. Волошина

Прибрежный холм — его надгробный храм: Простой, несокрушимый, строгий. Он спит, как жил: открытый всем ветрам И видимый с любой дороги. Ограды нет. И

Бар-Иегуда Пражский

Ветер свищет и гуляет сквозь чердак. На гвозде чернеет тощий лапсердак. Жизнь — как гноище. Острупела душа, Скрипка сломана и сын похоронен… Каждый вечер,

Серая травка

Полынушка, полынушка, тихая травка, серая, как придорожная пыль! К лицу подношу эту мягкую ветку, дышу — не могу надышаться, как невозможно наслушаться песней о

Ягодки

Смотри-ка! Смотри-ка! Что может быть слаще? Полна земляникой Смешная чаща. Медведи правы: Здесь — рай. И вот В душмяные травы Ложусь на живот. В

Не помним ни страстей, ни горя, ни обид мы

Не помним ни страстей, ни горя, ни обид мы, Воздушный светлый вал принять в лицо спеша, Когда от образов, одетых в звук и ритмы,

«Не как панцирь, броня иль кираса…»

Не как панцирь, броня иль кираса На груди беспокойного росса, Но как жизнетворящие росы — Для народов мерцанье кароссы: Для тевтонов, славян, печенегов, Для

Нет, не юность обширная

Нет, не юность обширная, В грозе, ветрах и боренье: Детство! Вот — слово мирное, Исполненное благодаренья. Прозрачнейшее младенчество С маленьким, легким телом, Когда еще

Есть строки Памяти, — не истребить, не сжечь их

Есть строки Памяти, — не истребить, не сжечь их, Где волны времени, журча среди камней, В заливах сумрачных лелеют сонный жемчуг Невозвратимых чувств, необратимых

На балконе

Островерхим очерком вдали — Кремль синий, А внизу — клокочущая хлябь, Поток: Пятна перемешивая, смыв рябь линий, Улица, как Волга, бурлит У ног. Ветром

Aphrodite Pandemion

Для народов первозданных Слит был в радостном согласье Со стихиями — туманный Мир идей. Выходила к ним из пены Матерь радости и страсти, Дева