Восточны жители, в преданиях своих, Рассказывают нам, что некогда у них Благочестива Мышь, наскуча суетою, Слепого счастия игрою, Оставила сей шумный мир И скрылась
Стихотворения поэта Дмитриев Иван Иванович
С цветущей младости до сребряных власов Шувалов бедным был полезен; Таланту каждому покров, Почтен, доступен и любезен.
В мире были счастливцы, — их гимны звучали, Как хвалебные арфы бесплотных духов; В этих гимнах эдемские зори сияли И струилось дыханье эдемских садов;
Смейтесь, смейтесь, что я щурю Маленьки мои глаза, Я уж видел, братцы, бурю, И знакома мне гроза. Побывал и я средь боя, Видел смерть
Ну, всех ли, милые мои, пересчитали? Довольно, право, ведь устали! Послушайте меня, я сказку вам скажу; Садитесь все вокруг, да чур… уж не жу-жу!
Суворова здесь лик искусство начертало, Да ведают его грядущи времена: Едина царства им не стало, А трем корона отдана.
Заря лениво догорает На небе алой полосой; Село беззвучно засыпает В сияньи ночи голубой; И только песня, замирая, В уснувшем воздухе звучит, Да ручеек,
Какой-то государь, прогуливаясь в поле, Раздумался о царской доле. «Нет хуже нашего, — он мыслил, — ремесла! Желал бы делать то, а делаешь другое!
Посвящается В. Слабошевичу Я зажег свой фонарь. Огоньком золотым Он во мгле загорелся глубокой. И по свету бродить я отправился с ним То тропой,
Летунья Ласточка и там и сям бывала, Про многое слыхала, И многое видала, А потому она И боле многих знала. Пришла весна, И стали
Я не архангел Гавриил, Но, воспоен пермесским током, От Аполлона быть пророком Сыздетства право получил. Итак, внимай, новорожденна, К чему ты здесь определенна: Ты
Ах! когда б я прежде знала, Что любовь родит беды, Веселясь бы не встречала Полуночныя звезды! Не лила б от всех украдкой Золотого я
Прочь, затеи стихотворства! Я уж вас не призову, Ныне вижу без притворства Двух амуров наяву. Больше милы, чем прекрасны, Точно их любезна мать, И,
Разбитая параличом И одержимая на старости подагрой И хирагрой, Всем телом дряхлая, но бодрая умом И в логике своей из первых мастерица, Лисица Уединилася
«Умолк Соловушка! Конечно, бедный, болен Или подружкой недоволен, А может, и несчастлив в ней! Мне жалок он!» — сказал печально Воробей. «Он жалок? —
Я счастлив был во дни невинности беспечной, Когда мне бог любви и в мысль не приходил; О возраст детских лет! почто ты был не
Нет, Хлоя! не могу я страсти победить! Но можно ли тебя узнать и не любить? Ах! ты даешь мне ум, воспламеняешь к славе, Рассеиваешь
Гремит!.. благоговей, сын персти! Се ветхий деньми с небеси Из кроткой, благотворной длани Перуны сеет по земли! Всесильный! с трепетом младенца Целую я священный
По ветру, без весла, Челнок помчался в море, Ударился в скалу и раздробил свой бок. На жизненной реке и нам такое ж горе: Без
Где буйны, гордые Титаны, Смутившие Астреи дни? Стремглав низвержены, попраны В прах, в прах! Рекла… и где они? Вопи, союзница лукава, Отныне ставшая рабой:
За много лет назад, из тихой сени рая, В венке душистых роз, с улыбкой молодой, Она сошла в наш мир, прелестная, нагая И гордая
Волк, полуночный тать, Схватил козленочка. «Не смей его терзать, — Воскликнул Лев, — пусти!» И Волк ему послушен. Подлец всегда свиреп; герой великодушен.
Нежный ученик Орфея! Сколь меня ты одолжил! Ты, смычком его владея, Голубка мне возвратил. Бедный сизый Голубочек Долго всеми был забвен; Лишь друзей моих
«Прочь ты, подлейший гад, навоза порожденье!» Лев гордый Комару сказал. «Потише! — отвечал Комар ему, — я мал, Но сам не меньше горд, и
Мой друг, судьба определила, Чтоб я терзался всякий час; Душа моя во мне уныла, И жар к поэзии погас. Узрю ль весну я? неизвестно,
«Прочь, дале! близ тебя лежать я не хочу», — Хлеб Свечке говорил; а та ему: «Напрасно; Чем хуже я тебя? Подумай беспристрастно: Ты кормишь
Сыны Османовы вопили: «Мщенье, мщенье! Наполним ужасом и кровью все места!» А вы что им в отпор, о воины Христа? — «Прощенье».
Амур, Гимен со Смертью строгой Когда-то шли одной дорогой Из света по своим домам И вздумалося молодцам Втащить старуху в разговоры. «Признайся, — говорят,
Не знаю, отчего зазнавшийся Осел Храбрился, что вражду с Кабаном он завел, С которым и нельзя иметь ему приязни «Что мне Кабан! — Осел
Кабан да Бобр, и Горностай Стакнулись к выгодам искать себе дороги. По долгом странствии, в пути отбивши ноги, Приходят наконец в обетованный край, Привольный
Березка выросла пред домом кривобока: Пришлось выкапывать; но корни так ушли Далеко в глубину, что вырыть не могли. — История порока.
Его величество, Лев сильный, царь зверей, Скончался. Народ советовать собрался, Кого б из трех его детей Признать наследником короны. «Меня! — сын старший говорил.
Один угрюмый Врач подобен был тирану: Больной отчаянье в глазах его читал. Другой участием, приветством жизнь вливал. — Так бережно целить нам должно сердца
Ах, когда бы в древни веки Я с тобой, Филлида, жил! Например, мы были б греки; Как бы я тебя хвалил! Под румяным, ясным
Скажи мне, Понтикус, какая польза в том, Что ты, обиженный и сердцем и умом, Богат лишь прадедов и предков образами, Прославивших себя великими делами,
Ругатель, клеветник на Эхо был сердит, Зачем, кого он ни поносит, О ком ни говорит, Оно везде разносит. «Чтоб гром пришиб, — кричал в
Действие 3. Явление 5. Вадиус Вы истинный поэт! скажу вам беспристрастно. Триссотин Вы сами рифмы плесть умеете прекрасно. Вадиус Какой высокий дух в поэзии
«Не амбра ль ты? — подняв Ком, персти я сказал. — Как от тебя благоухает!» — «Нет, — он мне отвечает, — Я Ком
Начать до света путь и ощупью идти, На каждом шаге спотыкаться; К полдням уже за треть дороги перебраться, Тут с бурей и грозой бороться
Издавна говорят, что будто царедворцы Для польз отечества худые ратоборцы; А я в защиту их скажу, что в старину Придворный именно спас целую страну.
Здесь бригадир лежит, умерший в поздних летах. Вот жребий наш каков! Живи, живи, умри — и только что в газетах Осталось: выехал в Ростов.
Обманывать и льстить — Вот все на разум правы! Ах! как не возопить: «О времена! о нравы!» Друг только что в глазах, Любовницы лукавы
О век чудесностей, ума, изобретений! Позволь пылинке пред тобой, Наместо жертвоприношений, С благоговением почтить тебя хвалой! Который век достиг толь лучезарной славы? В тебе
Прекрасный голубчик! Скажи мне, отколе. Куда и к кому ты столь быстро летишь? Душист ты, как роза, цветущая в поле; Кого ты, голубчик, кого
Слушай всякий, кто с ушами, Чтоб недаром я кричал. Ночь усеяна звездами; Било час, второй настал. Спи, кащей, одним ты глазом, А другим гляди
Державин! ты ль сосуд печальный, но драгой, Объемлешь и кропишь сердечною слезой? Твою ли вижу я на кипарисе лиру, И твой ли глас зовет
Мне Хлоя сделала решительный отказ. В досаде на нее и горести безмерной, Вчера я говорил: «Уже в последний раз Был в доме легковерной!» А
Шмель, рояся в навозе, О хитрой говорил Пчеле, Сидевшей вдалеке на розе! «За что она в такой хвале, В такой чести у всех и
Свет полон чудаков: Медведь Лисе был друг; И с Тигром и Слоном хлеб-соль она водила, Но никого в своем соседстве не любила, А пуще
О, дети, дети! как опасны ваши лета! Мышонок, не видавший света, Попал было в беду, и вот как он об ней Рассказывал в семье