Я иду, поэт Олег Михалыч, Весь в наградах, важен, знаменит. А навстречу Гавриил Романыч По дорожке мелко семенит. А за ним – Крылов Иван
Стихотворения поэта Иванов Александр Александрович
Хожу-брожу, нахмурена, моя ли в том вина? В душе моей накурено, посуда не сдана… Леса души запущены, не слышно пенья птиц, консервы недокушаны, скорлупка
Я начинаю. Не чих (чу?): чин чином. То торс перса (Аттила, лей!) грех Греки? Не Гамаюна потомок юн: крем в реку, как Козлоногу в
Спи, деточка. Спи, лапочка. Усни. Закрой глаза, как закрывают пренья. Головку на подушку урони, А я сажусь писать стихотворенья. Я не скрываю, что тебя
Былое нельзя воротить ни ученым, ни неучам, У каждой эпохи поэты и барды свои. А все-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеевичем По поводу
Работа на почте. Рассвет. Этажи. Я нес пробуждение в сонные души. И, словно цветные – в окне – витражи, Горели мои вдохновенные уши. Мне
Тихо, прозрачно и пусто, Жухнет сырое жнивье. Сено, полынь и капуста Сердце тревожат мое. Неба осеннего синька, Сизые краски полей, Словно рябая косынка Бабушки
Висит в переполненном зале задумчивый дым папирос. Мне кажется, я на вокзале родился, учился и рос. С баулами и рюкзаками из тамбура в тамбур
Что вижу я во тьме веков? Кто мне под стать? Не вижу… Словом, Стоит Глазков, сидит Глазков И восторгается Глазковым. Что ныне глаз Глазкова
Ты пиши, пиши, пиши, Сочиняй весь век, Потому что пародист – Тоже человек. Он не хочет затянуть Туже поясок. Для него твои стихи –
Наша ветхая саклюшка И печальна и темна. Где же ты, моя Шалушка, Или выпита до дна? Колыбельная речушка, Или высохла она? Выпью с горя;
Нету яблок! Братцы, вот несчастье! Мочи нету взять такое в толк. Где-то слышал я, что в одночасье яблоки пожрал тамбовский волк. Для того ль
Читатель мой! Ты взят в полон, ты на дуэль талантов вызван. Ты думаешь, что это – он, грузинский лирик М. Квливидзе! Но здесь и
Огонь – опасен! Шутников, с огнем играющих упрямо, хочу я без обиняков предупредить не вкось, а прямо! Сограждане! С огнем игра – душе трибуна
Скрозь елань, где елозит куржа, Выхожу с ендалой на тропень. А неясыть, обрыдло визжа, Шкандыбает, туды ее в пень! Анадысь, надорвав горлопань, Я намедни
В серьезный век наш, Сложный, умный, тяжкий, Весь наш народ – куда ни погляди – Болеет нескончаемой мультяшкой С названием дурным «Ну, погоди!..» Я
Среди развалин, в глине и в пыли Бутылку археологи нашли. Кто знает, сколько ей веков иль дней. «Московская» написано на ней. «Особая» добавлена внизу.
Бываю я Бальзаком и Тагором, Конфуцием, Ремарком, Низами, Бодлером, Навои, багдадским вором, Я Пушкиным бываю, Черт возьми! Бываю Александром Македонским, Есениным, Рембо, Али-бабой, Шекспиром,
В деревне, где вокруг одни ухабы, в родимых избах испокон веков живут себе, на жизнь не ропщут бабы, совсем одни живут, без мужиков. Одни
Они студентами были, они друг друга любили, И очень счастливы были в своем коммунальном раю. Вместе ходили в булочную, вместе посуду мыли, И все