Наверно, это грустная картина — у телевизора сидеть, как у камина, в окно поглядывать, где новая луна и вспоминать былые времена, когда он только
Стихотворения поэта Попов Валентин Леонидович
Как простоту, я шар люблю, ведь шар — венец развития предмета. Тому пример — песчинка и планета. А человек? Тут я за угловатых за
1. Мне было девять лет. Кланялся грибам, цветам, бруснике. Мою рубаху бабка полоскала в осенних, невеселых облаках. Журавлика жалел, что на афише промок и
Пришли смотреть, как создается фильм? Зачем? Здесь потный труд и праздник тяжкий… Стул оседлавши, режиссер в подтяжках кричит, что принесен не тот графин, ругается
Смотрю, задрав повыше голову: тускнеет фреска на стене, а там — святые полуголые сидят в небесной вышине. Смотрю на спины здоровенные, на полушарья плеч
Бессонная полночь, луна, словно репа, я думаю, глядя в бессонное небо: о скором земном самоуничтоженье, о сути любви, что лишь тел притяженье, о бегстве
Ты говоришь: я мысленно могу стать девочкой, обманутою тонко, подраненным лосенком на снегу и женщиной, рожающей ребенка. Вот это дар — не только быть
Начало у всех одинаково: качают нас, чтоб не плакали, из груди или рожка дают поглотать молока, и большие добрые люди — независимо кем мы
Друг, преданный как тень, — предаст или исчезнет вместе с солнцем. Застолья и пиры — надоедят, и надоест охота к перемене мест, а женщина,
Вдова без слез, без причитания пришла, чтоб все ж хозяйкой быть… Сперва никто не мог молчания нарушить или зашутить. Но кто-то встал и начал
Медальный пес иль беспородный тузик — не все ль равно — пропал ушастый друг. Четвертый день хозяин глухо тужит, любое дело валится из рук.
Ты, хирург, предлагаешь мне новое сердце? Гарантируешь — проживу еще лет семьдесят? — Это, конечно, чертовски здорово… А как же товарищ, люблю которого? А
Сначала возникла лужайка, похожая на сарафан нашей дворничихи. Потом — нестандартный домик с крышей набекрень. Потом — собачка, привязанная к забору длинной железной цепочкой.
Чтобы себя ощутить великаном, нужно реактивно взлететь в поднебесье: озеро станет с кляксу размером, поле — как школьная промокашка, а я, у реки распевающий
Дрель козодоя, ржанье лошадей, ночная сыпь, идут дожди босые, когда царил ничтожнейший злодей, я прожил век в подопытной России. Увы, нам неподвластные года, мгновение
Он падал странно — снизу вверх, сам, то Пегас, то стойло, влюблялся в женщин только в тех, что ничего не стоили. Он был высок,
Бросая в окна дождевые капли, он ходит по притихшему селу. И, может, он в две костяные сабли согнул рога бодливому козлу. То сломит сук,
У меня к дорогам с детства любовь, Особенно к дальним рейсам: Лететь среди разнотравных лугов, На мосту грохотать по рельсам. За окном то аул,
Сырами полями Арля бродить — нужны башмаки. Он их заказал, обещав расплатиться единственным, чем обладал, — картиной. Ах, эти сапожники, они так долго тачают…
Ни солнечно, ни лунно — опять болеет город белой ночью… Буксир с откормленной кормой посапывает сонно. Труба на рукотворном горизонте осторожно выжимает в небо