Намылил сердце — пусть не больно будет Поцеловал окно и трупом лег В руках моих Песнь Песней бродит О виноградной смуглости поет. Еще есть
Стихотворения поэта Вагинов Константин Константинович
Какою прихотью глупейшей Казалась музыка ему. Сидел он праздный и нахальный, Следил, как пиво пьют в углу. Стал непонятен голос моря, Вся жизнь казалась
С Антиохией в пальце шел по улице, Не видел Летний сад, но видел водоем, Под сикоморой конь и всадник мылятся. И пот скользит в
Нет, не люблю закат. Пойдемте дальше, Лида, В казарме умирает человек Ты помнишь профиль нежный, голос лысый Из перекошенных остекленелых губ А на мосту
За ночью ночь пусть опадает, Мой друг в луне Сидит и в зеркало глядится. А за окном свеча двоится И зеркало висит, как птица,
Еще зари оранжевое ржанье Ерусалимских стен не потрясло, Лицо Иоконоанна — белый камень Цветами зелени и глины поросло. И голова моя качается как череп
Как хорошо под кипарисами любови На мнимом острове, в дремотной тишине Стоять и ждать подруги пробужденье, Пока зарей холмы окружены. Так возросло забвенье. Без
Как бедр твоих волнует острие. Еще распущены девические косы, Когда зубов белеющих копье Пронзает губы алые матросов. На набережных, где снуют они, С застывшей
В повышенном горе На крышах природы Ведут музыканты Свои хороводы. Внизу обезьяны, Ритма не слыша, Пляшут и вьются Томно и скушно. И те же
И все ж я не живой под кущей Аполлона Где лавры тернием вошли в двадцатилетний лоб Под бури гул, под чудный говор сада Прикован
В старинных запахах, где золото и бархат В бассейнах томности ласкают ноздри вам. Растут левкои белые у золоченых арок, И море пурпуром сжимает берега.
Немного меда, перца и вервены И темный вкус от рук твоих во рту. Свиваются поднявшиеся стены. Над нами европейцы ходят и поют. Но вот
На лестнице я как шаман Стал духов вызывать И появились предо мной И стали заклинать: «Войди в наш мир, Ты близок нам. Уйди от
В селеньях городских, где протекала юность, Где четвертью луны не в меру обольщен… О, море, нежный братец человечий, Нечеловеческой тоски исполнен я. Смотрю на
Тебе примерещился город, Весь залитый светом дневным, И шелковый плат в тихом доме, И родственников голоса. Быть может, сочные луны Мерцают плодов над рекой,
Вступил в Крыму в зеркальную прохладу, Под градом желудей оркестр любовь играл. И, точно призраки, со всех концов Союза Стояли зрители и слушали Кармен.
Бегу в ночи над Финскою дорогой. России не было — колониальный бред. А там внутри земля бурлит и воет, Встает мохнатый и звериный человек.
«Как жаль, — подумалось ему, «Осенний ветер… ночи голубые «Я разлюбил свою весну. «Перед судилищем поэтов «Под снежной вьюгой я стоял, «И каждый был
Надел Исус колпак дурацкий, Озера сохли глаз Его, И с ликом, вывшим из акаций, Совокупился лик Его. Кусает солнце холм покатый, В крови листва,
Помню последнюю ночь в доме покойного детства: Книги разодраны, лампа лежит на полу. В улицы я убежал, и медного солнца ресницы Гулко упали в