Стихотворения поэта Эренбург Илья Григорьевич

Ты вспомнил все. Остыла пыль дороги. А у ноги хлопочут муравьи, И это — тоже мир, один из многих, Его не тронут горести твои.

Парча румяных жадных богородиц, Эскуриала грузные гроба. Века по каменной пустыне бродит Суровая испанская судьба. На голове кувшин. Не догадаться, Как ноша тяжела. Не

К чему слова и что перо, Когда на сердце этот камень, Когда, как каторжник ядро, Я волочу чужую память? Я жил когда-то в городах,

Остановка. Несколько примет. Расписанье некоторых линий. Так одно из этих легких лет Будет слишком легким на помине. Где же сказано — в какой графе,

Белеют мазанки. Хотели сжечь их, Но не успели. Вечер. Дети. Смех. Был бой за хутор, и один разведчик Остался на снегу. Вдали от всех

1 В этих темных узеньких каналах С крупными кругами на воде, В одиноких и пустынных залах, Где так тихо-тихо, как нигде, В зелени, измученной

Он идет, седой и сутулый. Почему судьба не рубнула? Он остался живой, и вот он, Как другие, идет на работу, В перерыв глотает котлету,

Трибун на цоколе безумца не напоит. Не крикнут ласточки средь каменной листвы. И вдруг доносится, как смутный гул прибоя, Дыхание далекой и живой Москвы.

Жилье в горах — как всякое жилье: До ночи пересуды, суп и скука, А на веревке сушится белье, И чешется, повизгивая, сука. Но подымись

До слез доверчива собака, Нетороплива черепаха, Близка к искусству обезьяна, Большие чувства у барана, Но говорят, что только люди — И дело здесь не

Со временем — единоборство, И прежней нежности разбег, Чрез многие лета и версты К почти-мифической тебе. Я чую след в почтовом знаке, Средь чащи

Было в жизни мало резеды, Много крови, пепла и беды. Я не жалуюсь на свой удел, Я бы только увидать хотел День один, обыкновенный

Моя любовь взошла в декабрьский вечер, Когда из уст исходит легкий пар, Когда зима сухим морозом лечит Туманной осени угар. Ее тогда не пеленали

Есть город с пыльными заставами, С большими золотыми главами, С особняками деревянными, С мастеровыми вечно пьяными, И столько близкого и милого В словах: Арбат,

Я смутно жил и неуверенно, И говорил я о другом, Но помню я большое дерево, Чернильное на голубом, И помню милую мне женщину, Не

Тяжелый сумрак дрогнул и, растаяв, Чуть оголил фигуры труб и крыш. Под четкий стук разбуженных трамваев Встречает утро заспанный Париж. И утомленных подымает властно

На севере, в июле, после долгой разлуки, Я увидал — задымился вдали, Белой болотной ночью окутанный, Родина, твой лик. Поздно вернулся — могильный камень

Чтоб истинно звучала лира, Ты должен молчаливым быть, Навеки отойти от мира, Его покинуть и забыть. И Марс, и Эрос, и Венера, Поверь, они

Мы жили в те воинственные годы, Когда, как джунглей буйные слоны, Леса ломали юные народы И прорывались в сон, истомлены. Такой разгон, такое непоседство,

Смуглые беспомощные руки Пролетели. Там светлей! (Вечная Заступница, Не крени высоких кораблей!) Ты теперь одна. Но если на рассвете У твоих ворот Мальчик слепенький