В небе кривой месяц, в соснах сырой ветер. Ты уже целый месяц мечешь слова на ветер.
Стихотворения поэта Астафьева Наталья Георгиевна
Помнишь, близость завязалась желтым узелком? Я с тобой в те дни встречалась, словно рожь с ножом… Как большую рожь, под горло ты меня косил,
Менять местами верх и низ? И там и там — лишь мразь и мерзость. Что толку правду-матку резать! Убили веру в коммунизм и предали
Загину я, совсем загину, как ветер в поле под сосной, но мир лучистый не покину, а стану елочкой лесной. Пробьюсь однажды на болотце, и
Усталый человек с креста глядел закрытыми глазами. Резные языки костра подошвы голых ног лизали, но мускул ни один не дрогнул на лбу, возвышенном и
Я к вам еще приеду после смерти, послушаю, о чем молчите вы, хочу я знать, не вымерли ли львы, и на кого теперь похожи
Я навеки независимой быть хочу ото всего: от твоих красивых писем, от вниманья твоего. От одежды и от хлеба, от квартиры и от сна
Шел в черные сукна прохожий одет… Мое пальтецо иностранное и с хвостиком мягкий берлинский берет смотрелись как чуждое, странное. Стыдилась я платьев вельветовых —
Каблуками бы топтала, била белое лицо, чтобы сердце не рыдало, не любило подлецов. Сдвинул маленькие глазки, словно камень на пути… Как могла к тебе
Я, как солнышко с неба, глядела на вас, заливаясь слезами, девчонка-подросток… Ваши лица… Сквозь слезы их вижу сейчас, как сквозь зыбкую воду затопленный остров.
Кидало, шлепало, об землю било… Ах, что осталось? Сыпучих косточек не соберу. Приподымаюсь травой затоптанной на остром локте и вслед гляжу: ушли, исчезли в
Раздвинут до предела майский день. Серебряны речные сквозняки. Летят, летят, передвигая тень, на синий север птичьи косяки. Я твое имя слышу в их тоске
Во время неурочное, в ночи немой, ничьей, чу, звук тупой, настойчивый жующих челюстей. Жуют бумагу, дерево — лишь сыплется труха… Жрут мертвую материю и
Собака спит, ребенок спит, лишь кот, как серый сфинкс, сидит. Во тьме горят, как бирюза, его халдейские глаза. Среди простынь, среди подух сидит он,
Мужа на фронте убили. Пятеро малых детей. Их прокормить — не осилить. Даром пятьсот трудодней. Что трудодни! — пустые: палочки в графах сухие, ими
Сало с хлебом на обед. Да писк мышей в стогу. Да заячий костлявый след на выпавшем снегу.
I. Меня не выбить из седла, из горной котловины! Я лавой огненной была. Была гончарной глиной. Потом душа моя взошла травой, затем рябиной. Потом
Как холодно под звездным небом уснувшей матери-земле! Как одиноко ей под снегом лежать: как мертвым на столе. Лежит земля, раскинув руки дорог, среди полей
Зачем на праздничной планете живем, мучительно тоскуя, — и дня не выжить мне на свете без ласки и без поцелуя! Мой хлеб насущный и
Эти длинные ноги, и узкая спина, и волосы, растрепанные после сна, — не могу привыкнуть, что из меня родился человек. В ночной рубашке до